Автор первой книги, «Россия», Элеонора Пастон называет художника «русским европейцем», уточняя: «европеец по форме, русский по содержанию», «проводник западных влияний в русской живописи, в частности в пленэре». Написанная ею биография Василия Поленова эти определения подтверждает, хотя, на взгляд неспециалиста, русского все же у автора «Московского дворика», «Бабушкиного сада» и «Заросшего пруда» значительно больше.
Эти три хрестоматийные, популярнейшие картины написаны одна за другой в 1877–1879 годах, а профессиональная жизнь Поленова оказалась долгой, и круг его творческих интересов был значительно шире. Но в тех работах он идеально воплотил свое представление о задачах художника — личную нежность передал зрителю.
«...Талантливый человек с чувством влагает, кроме внешности, внутренний свой мир, свою особенную поэзию, неуловимую и неуяснимую умом и правилами, а чувствуемую внутренним чувством и передающуюся зрителю, способному, конечно, чувствовать ее, как бы электрическим током», — эту фразу из переписки Поленова приводят и Пастон, и автор второго тома, «Европа», Татьяна Моженок-Нинэн. Вообще, повторы в трехтомнике неизбежны, каждая исследовательница вынужденно излагает одни и те же факты, каждая много цитирует самого Поленова, письма его жены и сестры, отзывы современников. Но читатель от этого чувствует себя второгодником, повторяющим пройденное.
Причем лишь в цитатах из Василия Стасова и Адриана Прахова можно найти критику работ художника. Пастон только замечает, что «Воскрешение дочери Иаира» Поленова «несколько проиграла в глубине и значительности замысла» картине Ильи Репина на тот же сюжет (для обоих это было выпускное задание в Академии художеств). А написавшая третью книгу, «Восток», Елена Каштанова сочувственно, как кажется, приводит слова богослова Михаила Дунаева о том, что в графике Поленов был сильнее, чем в живописи.
Каштанова не только шаг за шагом разбирает два путешествия Поленова на Ближний Восток с целью максимально правдоподобно написать сначала «Христа и грешницу», а потом евангельский цикл («живописцу-реалисту, ему явно не хватало „зрительских“ впечатлений»). Значительную часть своего тома она посвящает мировоззрению Поленова, сформированному сначала книгой Эрнеста Ренана «Жизнь Иисуса», а позже «Иисусом Назарянином» Альбера Ревиля, тоже описывающего Христа как человека, но «совсем без мистики». Каштанова глубже других авторов показывает именно характер Поленова, «ненавидящего всякое насилие, как революционное, так и государственное», так что понимаешь, почему художнику был близок кроткий образ Христа и почему он так ценил Евангелие.
«Я несказанно люблю евангельское повествование, — писал Василий Дмитриевич в 1897 году, — люблю этот наивный... рассказ, люблю эту чистоту и высокую этику, люблю эту необычайную человечность, которой насквозь проникнуто все учение Христа, наконец, этот трагический, ужасный, но в то же время грандиозный конец».
Елена Каштанова называет главного героя «проповедником христианской этики» и описывает его как идеального неверующего христианина. А по прочтении всего трехтомника читатель просто не может уже не уверовать в то, что Поленов был великим художником и безупречным человеком, просто совершенством.
