Константин Звездочетов: «Я не художник, не живописец, я картинщик»

Ваша последняя большая выставка была в Московском музее современного искусства (ММОМА) в 2009 году, как раз к вашему 50-летию.

Нет, мне тогда было 51, даже 52.

Значит, к юбилею опоздали, а новая откроется, когда вам будет 60. Извините, что я говорю про возраст.

Нет-нет, возраст — это важно. Одна из составляющих единства времени и пространства.

Почему же вы так долго не выставлялись?

Мне физически тяжело выставку делать, да и надоело. Вот эта была придумана лет 20 назад. Ну а последние 10 лет я занимался фотографией, мультипликацией, валял дурака на сцене, пел.

И это кормило?

А потихонечку я рисовал картинки и продавал их. На то и жил — есть любители. Это лето было тяжелым: пришлось больше работать и дешевле продавать. Но я больше так не могу: рисую 40 лет — меня уже тошнит! Если думать, что родился только для этого, то становится очень обидно. Мне кажется, что человек выше профессии. Тем более что я не художник, не живописец, я картинщик. Изготавливаю картины. Любой профессиональный художник скажет про них: плохо. Ведь у меня сплошное цитирование, компиляции. Но некоторым мои картинки нравятся — за красоту, некоторую дурашливость, а кому-то — и за глубокое содержание.

Но ведь вы публику и надуваете. На прошлой выставке в ММОМА завесили три этажа совершенно одинаковыми примитивными пейзажами, цитирующими фрагмент карикатуры в «Крокодиле» 1955 года.

Вот и тогда меня заставили большую выставку делать! Ну я и нашел эту карикатуру художника Пирцхалава…

Я помню, Георгий (Гигла) Пирцхалава рекомендовал в Союз художников Зураба Церетели. Тогда у вас получился такой концептуальный финт, а вы же в молодые годы вместе с группой «Мухомор» противопоставляли свои шуточки серьезности концептуалистов.

Все равно это был один круг. Противостояние — неправильное слово, это была антитеза. Ну и когда это было? В 1980-е годы. А теперь я не «мухомор». Дело в том, что проблемы с идеями нет, только с их реализацией. В какой-то мере процесс пачканья плоскости по воскресеньям приносит удовлетворение. Но когда вы, как лошадь, пашете, а потом придут люди, посмотрят и пожмут плечами…

Или порадуются.

Ни одной слезы не утру, ни одного голодного не накормлю своей деятельностью! Ну да, единственное утешение — что я развлек кого-то. Но пользы нет от искусства. От моего — уж точно! Поэтому и молчу я. У меня сейчас задача — работа над ошибками.

И как же она происходит? Будем говорить не о жизненных, а о профессиональных ошибках.

Не знаю, просто поставлена задача такая. К сожалению, профессия занимает большую часть времени. Вот я всю жизнь пропрыгал козлом, а сейчас это стало таким профессионализмом в худшем смысле этого слова. Нет прежней ловкости в прыжке. Появилась такая институция — совриск. Раньше это было просто образом жизни, а сейчас я функционер. Не для этого мы шашки вынимали.

А для чего вы их вынимали в молодые годы?

Хотелось другой реальности. Жить по-другому. Была устоявшаяся художественная система. Не то чтобы она мне не нравилась — но хотелось иного. Теперь это иное стало системой. Прихожу сейчас на выставку — все нормально, вот таким и должно быть современное искусство. Нормально! Послушайте, так получилось, что у нашего поколения все мечты и желания сбылись! Например, хотели, чтобы не было советской власти, — ее и нет. Хотелось ходить в храмы, путешествовать, хотелось, чтобы везде валялись джинсы и жвачка, и устрицы, хотелось выставляться и печататься в журнале «Огонек». И все получилось, как заказывали. Даже в мелочах. Вот я рисовал в конце 1980-х людей в ватниках под георгиевским флагом, а теперь есть «ватники» и «колорады». Некоторые мои друзья рисовали что-то про смерть — и через некоторое время умирали.

Предчувствовали?

Магия. Я уже устал приводить этот пример: когда первобытный человек шел на охоту, он рисовал в пещере мамонта, пронзенного стрелой.

Наколдовали?

Вот! Поэтому я и работаю над ошибками. Итак, все сбылось, но почему-то нам это не нравится — верующие стали атеистами и ругают жирных попов. А когда поехали за границу и увидели их искусство, то поняли, что нет у нас там единомышленников. Получилось, что наша страна теперь стала провинцией. Находясь в изоляции, мы, художники, может быть, были ущербными и консервативными, но мы не были провинцией. Кабаков, Монастырский, «Мухомор» — это не провинция. Сейчас же у нас полностью отсутствует собственный визуальный контекст, его заменил интернацио­нальный. Раньше у нас был плохонький, но свой кинематограф, оформительское искусство — это был наш, художников, материал и наш контекст. А сейчас все ворованное и купленное.

Но у нас есть государственная идеология, ориентированная на национальную традицию.

И слава богу, что она появилась! Объясню почему. Наше искусство — критичное, держится в основном на альтернативности. Шпана должна оставаться шпаной, а не превращаться в академиков.

Но ведь так мир устроен, импрессионисты и передвижники были когда-то шпаной от искусства.

Да я знаю, знаю! Но я думал, что мы сможем обмануть природу. А ее, вижу, не обманешь, но меня это все равно не устраивает. Поэтому я хочу работать над собственными ошибками, а в конце попасть в рай. Вот и делаю сейчас все про рай. У людей ведь разное представление о нем. Я вот, по сути, ученый, но практик, эмпирик. Собираю гербарий — образы рая. Вот на прошлой выставке (выставка «Нормальная цивилизация» в XL Галерее в 2009 году. — TANR) был образ рая как заграницы, потому что в основном у наших людей, особенно в советское время, рай был там. «За границей и погода лучше, и люди». А сейчас меня интересует образ рая как жизни до революции. Такое представление тоже есть, не у всех, правда.

Значит, ваша новая выставка представит еще одно представление о рае?

Ну да. Знаете «Кондуит и Швамбранию» Льва Кассиля? Рай дореволюционного детства: гимназисты, глобус, путешествия, смешная газетная реклама. Многие имена взяты там из рекламы. Главный злодей Уродонал Шателена — это средство для очистки почек, царь Бренабор — из рекламы мотоцикла. Вот я создам такую среду — маленький уездный город. Там будут разные вещи (на антиквариат денег не хватило, так что сам сделаю). И все будет в черно-белой и желтой гамме, имперской. Ведь мы этого мира в цвете не представляем. Называется «Привет из Москвы!» — на открытках так раньше писали. Но этот рай будет показан не через мое восприятие, а через представление о нем советского человека. Цитаты визуальные будут, но немного трансформированные. Я же все-таки не совсем концептуалист. А вот смотрите, «История одного города» Салтыкова-Щедрина кажется из временного далека тоже райским местом. Такие там замечательные Угрюм-Бурчеевы, Органчики, Бородавкины… Вот мы сто первый раз смотрим гоголевского «Ревизора» и уже не думаем про коррупцию, нам нравится этот маленький мир, бал, гостиница, «лабардан-с». Так издалека мы и заграницу видели: гангстеры, проститутки, миллионеры…

…девушка Виола — ваш персонаж.

Да, как ангел. Мы знали, что там безработица и проблемы, но нам этого хотелось. Русские ведь театральный народ, нам хотелось в это сыграть. Вот и сыграли в 1990-х. Но нам там нравилась фактура, предметный мир. А художники именно фактурой и занимаются, это философы говорят про смыслы. Вот когда мы не были провинцией…

…а были задницей мира…

Задница, между прочим, не провинция, а очень важная часть тела. У меня даже картина есть на эту тему.

Получается, что вы солидарны с телевизором, где сейчас принято ругать 1990-е и ностальгически вспоминать советскую жизнь как райскую.

Нет! Вы не даете мне договорить! Вот когда до перестройки мы не были провинцией, мы занимались смыслами, но совершенно не занимались фактурой.

Мы — художники?

Люди, меня очень поздно назначили художником. Вам потому и кажется, что мы были задницей, поскольку не занимались фактурой. Убогие ткани, убогая еда, улицы, один вид сыра — сыр. Потом в 1990-е у нас появился акционизм. Он был очень убог по содержанию. В сравнении с венским акционизмом 1950–1960-х — просто подростковый крик, озорство. Но у него была богатая фактура…

То есть яркие, запоминающиеся образы.

Я и говорю: фактура. Поэтому наши акции имели резонанс. Нашу, «мухоморов», акцию в метро, когда мы там просто жили, в Германии повторили только через 15 лет. Я 1990-е критиковал в 1990-х. Именно тогда и перестал быть приверженцем общечеловеческих ценностей и либерально-демократических идей. Так что я не следую никакой моде. В общем, когда осуществлялись мечты, это приносило удовлетворение, но, видимо, заказ был неправильно сформулирован: хотелось того же и еще устриц.

Понятно. Чтобы фактура пришла, а смыслы остались.

А получилось, фактура — для избранных, а смысла никакого.

Так что же с этим делать?

Я вам не Чернышевский с Лениным. Каждый отвечает за себя. А вы что хотите, то и делайте. Я в оставшееся время буду исправлять ошибки. Еще я всю жизнь хотел стать писателем, но пока не получается, все время отвлекают.

Картинки отвлекают?

Картинки, и вообще жизнь. Она ведь приятна, интересна. Хочется дурака на сцене повалять.

Вот вы говорите, что идеи у вас есть, а сил и времени осуществить их не хватает. Но можно же нанять исполнителей.

Пытался-пытался, но никто ничего не понимает. Больше тратишь энергии, смиряя чужие амбиции и объясняя, чего хочешь. Но все равно рисуют не так, как я вижу.

Но домики для прошлой выставки не вы рисовали.

Я там провел интересный эксперимент, попросил разных людей нарисовать домик.

И они вышли одинаковыми, потому что их срисовали с карикатуры Пирцхалавы.

Неправда! Можно сказать, что и люди все одинаковые: голова и два уха! Ох уж эта ваша невнимательность, поверхностность! Каждый нарисовал домик родных мест. Например, Саша Савко нарисовал домик бессарабский, Вадик Захаров — нечто среднее между домами, которые строили русские в Таджикистане, и подмосковной дачей.

Знатные люди вам рисовали.

У меня есть картинка «Собачья площадка», ее помогал мне делать Олег Кулик.

И за сколько помогал?

Нет, денег я ему не дал. Он же не раб! А так я плачу 10%.

Знаете, моя любимая ваша работа — «Артисты — метростроевцам», роскошная мозаика с гайдаевской троицей. Там и фактура, и смысл.

Мне тогда повезло, я ведь не сам выкладывал мозаику, только лицо Никулина. Это делал Валя Плотников, эскиз помогал делать Игорь Бурый, и стоило это мне всего $1 тыс. А золото, смальту мне подарила табачная компания. Да, повезло. 

XL Галерея, Москва
Константин Звездочетов. Привет из Москвы!
25 декабря 2018 – 20 января 2019