Виктор Агамов-Тупицын продолжает оставаться в числе немногих критиков, эмигрировавших из СССР на Запад (в данном случае в США, в 1974 году, после Бульдозерной выставки) и одинаково признанных в российском и зарубежном контексте. В такой ситуации ему, как и его жене и коллеге Маргарите Мастерковой-Тупицыной или Борису Гройсу, по умолчанию выпала роль представителя русского искусства за рубежом, которую автор сыграл в обе стороны, адаптируя западные идеи для русскоязычного читателя, а практики художников-нонконформистов — к их восприятию за рубежом. Главным трудом Агамова-Тупицына остается сборник «Коммунальный (пост)модернизм» (1998), написанный с позиции западных академических теорий, в 2009 году вышедший на английском (под заголовком The Museological Unconscious Communal (Post)Modernism in Russia) и ставший редким примером систематической истории советского искусства, доступной англоязычному читателю.
В «Бесполетное воздухоплавание» вошли публикации разных лет, в основном из российской и международной прессы. Проблема перевода — автор обозначает ее как «реконтекстуализацию» — фигурирует здесь в качестве центральной. В статье «Размышления у парадного подъезда» Агамов-Тупицын пишет об американском искусстве 1980-х: взлете и падении трансавангарда, «новом геометризме» (неогео) и художниках Ист-Виллиджа как вестниках постмодерна, а также о симптомах коммерциализации арт-мира. «Слушание по делу» посвящено соцреализму и соц-арту. Первый — следствие идеологической «коллективизации оптики», когда «каждый стал смотреть на мир не „своими“ глазами, а от имени и во имя коллектива», а второй описан как средство «декоммунализации» зрения. Без «транспортировки оптических условий» восприятия этого искусства, резюмирует автор, их «реконтекстуализация» за пределами СССР невозможна. Чего не скажешь о концептуализме, для которого языковые и контекстуальные игры были «частью генетического кода», обеспечивая его адаптивность и «транспортабельность». Что, увы, не гарантировало от потерь (этому посвящен текст «1991» о выставках советского искусства на Западе).
В фокусе книги по преимуществу искусство 1960–1980-х, с которым автор на ты; он не наблюдатель, но очевидец и участник событий, соавтор и собеседник художников. И хотя Тупицын известен приверженностью герметичному дискурсивному письму, его тексты не оставляют ощущения непрозрачности. Обскурантистские пассажи чередуются с повествованиями и рассуждениями кристально ясными. Читать эти статьи стоит не в поисках целостного сюжета, но «плавающим вниманием», описанным в психоаналитической практике, отсылки к которой всплывают здесь часто.
К сожалению, книге чудовищно не повезло с редактурой. Автор грешит самоповторами, перенося из текста в текст целые абзацы. Что было бы не так заметно в периодике, чего не скажешь о книге. К тому же тексты пестрят ошибками: даты перевраны, имена и фамилии в разных местах пишутся по-разному. И совершенно непонятно, как в книгу одного из ведущих арт-критиков затесались художники «Александр Дубоссарский и Владимир Виноградов», «Ричард Лонго» и куратор «Николя Буриа».
В случае Агамова-Тупицына эти недочеты, увы, фатальны и сказываются на качестве текстов. Автор, хоть и пишет в основном по-английски, прекрасно владеет стилистикой русского языка. И письмо свое стилизует под речь начавшего забывать родной язык «русского американца», изобилующую англицизмами и лексемами, оставленными без перевода, что органично описанной выше позиции «переводчика идей». Однако на фоне очевидных огрехов, допущенных при редактуре, эти вещи выглядят банальной небрежностью, продираться сквозь которую все сложнее.
