Оргии и вакханалии, пиры и жертвоприношения — в картинах художников-академистов Античность выглядит как dolce vita, даже если это сцена казни. Грешники и святые, сатрапы и мученики, рабы и цари — все, кажется, одинаково прекрасны, как будто написаны специально для старинного календаря Pirelli. За эстетический террор и преклонение перед красотой Генриха Семирадского (1843–1902) обожали цари и недолюбливали передвижники, которые называли его не иначе как «чертополохом, от которого нужно избавиться». Самый авторитетный русский художественный критик XIX века Владимир Стасов считал его безнадежным классиком и сетовал, что «итальянщина его заела». Илья Репин обозвал его шарлатаном, а главный отечественный коллекционер Павел Третьяков отказывался покупать картины Семирадского, не считая того русским художником. И вовсе не потому, что по происхождению Семирадский был поляком. Просто ему действительно красота античного мира и Италии была милее родных осин. Его не волновали ни судьба крестьянства, ни тяжелая доля сирот, он не критиковал власть и не сочувствовал народовольцам. Золотой век человечества ему был куда ближе, чем «правда жизни».
Почти 30 лет Семирадский прожил в Риме, куда приехал в 1872 году и который стал его землей обетованной, где каждый камень был источником вдохновения. Именно в Риме вокруг Семирадского сплотился круг его единомышленников. Степан Бакалович, Владимир Беклемишев, Михаил Боткин, Федор Бронников, Николай Лаверецкий, братья Александр и Павел Сведомские были такими же пленниками классической красоты, как и он сам. Художники поддерживали дружеские отношения и встречались в римском кафе Greco. Впрочем, исключая скульптора Марка Антокольского, никому из поклонников стиля «неогрек» не удалось добиться славы Семирадского. Большинство из них так и остались в истории его эпигонами, хотя, возможно, нынешняя выставка станет поводом пересмотреть эту точку зрения. По крайней мере одна сенсация там точно будет: с реставрации вернется картина Вильгельма Котарбинского — гигантская «Оргия». Холст пролежал в рулоне в хранилище Русского музея аж 90 лет, заклеенный с лицевой стороны оберточной бумагой. Находка стала сюрпризом даже для сотрудников музея, которые определили автора в процессе реставрации.
Пренебрежительное отношение к академизму длилось почти 100 лет. А ведь в 1889 году, чтобы увидеть персональную выставку Семирадского, в Академию художеств пришло 30 тыс. человек. Прямо с выставки его шедевр «Фрина» купил главный коллекционер работ мастера Александр III, положив тем самым начало коллекции Русского музея. Но, несмотря на грандиозный успех, сладкие грезы о потерянном рае довольно скоро вышли из моды. Академизм считался образцом дурного вкуса вплоть до 1990-х годов, когда были оправданы сентиментализм и китч. Соблазн и роскошь, столь любимые академистами, оказались близки по духу искусству 2000-х, опять полюбившему гламур. Тогда же пережил свой ренессанс и академизм.
Государственный Русский музей
Генрих Семирадский и колония русских художников в Риме
20 декабря – 2 апреля 2018
