Словосочетание «архив Харджиева» будоражило воображение исследователей и ценителей русского авангарда на протяжении почти четверти века. Хотя и раньше, задолго до отъезда Николая Ивановича Харджиева (1903–1996) из Москвы в Амстердам, слухи о его коллекции живописи, графики и редчайших документальных материалов время от времени циркулировали в узких кругах. Но даже в тех кругах едва ли кто-то имел представление об истинных размерах и составе многолетнего архива: его хозяин, посвятивший жизнь собиранию и исследованию авангардного культурного слоя, был скрытен и недоверчив. А потом новости хлынули одна за другой, главным образом скандально-детективного свойства.
В 1993 году Николай Харджиев с женой Лидией Чагой эмигрировал в Голландию, сумев захватить с собой около половины бесценного архива. Другая его часть, тоже значительная, была конфискована на шереметьевской таможне в феврале 1994-го. В дальнейшем драматические коллизии только усугублялись: многочисленные «доброжелатели», по сути, лишили супругов возможности распоряжаться вывезенной частью коллекции; целый ряд произведений и документов из нее канул в безвестность. Большая же часть, 1427 единиц хранения, уже после смерти обоих супругов оказалась в амстердамском Стеделейк-музее. В свою очередь, в Москве в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) тоже произвели инвентаризацию, насчитав 1121 единицу хранения. Лишь через восемь лет после смерти Харджиева, в 2004-м, между двумя институциями начались переговоры о возможном объединении архива. Насчет живописи так ни о чем и не договорились, а вот рисунки, рукописи, фотографии и прочие документы авангардной эпохи все же вернулись в Россию в 2011 году. Еще несколько лет ушло на их изучение и систематизацию — и наконец настал момент для публикации.
Множество экспонатов из харджиевского архива можно сейчас увидеть на выставке в фонде IN ARTIBUS — она продлится до 30 января 2018 года. Одновременно идет работа над фундаментальным трехтомником, где воспроизводятся и комментируются тексты архивных документов, а также репродуцируются наиболее важные изображения и страницы рукописей. Важное добавление: это издание адресовано не только историкам искусства, но и широкому кругу читателей, что заметно даже на уровне полиграфического дизайна. Первый том недавно вышел из печати, следующий должен увидеть свет совсем скоро, в начале наступающего года. А вот появления третьей книги придется подождать, и это никак не зависит от усердия издательской команды во главе с Александром Парнисом и Андреем Сарабьяновым. В будущий том войдут материалы, связанные с личностью самого Николая Харджиева, — именно эту часть архива его владелец распорядился держать закрытой до 2019 года. Условие придется выполнять, хотя список документов для предстоящей публикации в целом уже намечен.
Харджиев не считал себя коллекционером в привычном понимании слова: свою миссию он видел в донесении до потомков подлинной истории отечественного футуризма и прочих авангардных движений. Однако задуманный им труд с исчерпывающими ответами на все вопросы так и не был создан. Нынешние публикаторы руководствовались, скорее, текстологической логикой и общим представлением об эпохе, не стремясь во что бы то ни стало перевернуть знакомую картину мира. Тем не менее в книгу включены документы, чью историческую ценность невозможно переоценить. Скажем, в первом томе опубликован текст рукописи Казимира Малевича под названием «Мы». В этом черновике программной статьи, писавшемся в Витебске, идеолог супрематизма распространяет свою теорию искусства на будущее переустройство всей планеты и ее окрестностей.
По статьям Эль Лисицкого, датированным 1920–1922 годами, можно проследить, как исподволь менялась его художественная позиция — от безоговорочной преданности установкам Малевича в сторону зарождающегося конструктивизма. А из дневниковых записей Михаила Матюшина, которые он вел на протяжении 1910–1920-х, складывается поразительная картина жизни футуриста «вне манифестов»: глубоко личные суждения об искусстве соседствуют здесь с емкими психологическими портретами соратников (например, Филонов у него «обессмысливает форму», а Малевич именуется «дикарем») и философской лирикой («Большая радость быть на природе. Так хорошо, тихо, а прежде всего, так чисто от людей»). Самые разные нюансы отношений между единомышленниками всплывают в переписке между Казимиром Малевичем, Ниной Коган, Алексеем Ганом, Алексеем Крученых.
Второй том обещает быть не менее увлекательным — достаточно упомянуть, что анонсирована публикация повести Велимира Хлебникова «Девы русские», никогда прежде не издававшейся. Получит продолжение и эпистолярная тема: в качестве авторов или адресатов писем здесь выступят Давид Бурлюк, Михаил Ларионов, Владимир Татлин, Василий Чекрыгин, Лев Юдин и другие значимые фигуры из того времени, которое, по Харджиеву, ни в коем случае нельзя называть «Серебряным веком». Ибо век был что ни на есть золотой.
