Как и другие ведущие художники во времена, предшествовавшие Великой Французской революции, скульптор Франсуа Жирардон (1628–1715) провел большую часть своей профессиональной жизни на королевской службе. Судя по названию новой монографии, судьба Жирардона тесно связана с Людовиком XIV. Эти двое даже умерли в один день, 1 сентября 1715 года, с разницей в три часа, и прижизненная слава обоих была в значительной степени оспорена после их смерти.
Если в 1698 году Жермен Брис писал, что искусство скульптуры Жирардон довел до совершенства, сравнимого с величайшими достижениями Античности, то в 1750 году граф де Келюс уже сдерживал похвалу, намекая, что скульптор вряд ли был больше, нежели способным копиистом эскизов Шарля Лебрена, главного придворного живописца Людовика XIV. Книга Александра Мараля François Girardon (1628–1715): Le Sculpteur de Louis XIV («Франсуа Жирардон (1628–1715): скульптор Людовика XIV») является первой с 1928 года крупной монографией, посвященной этому художнику. Ее цель — остановить поток критики, начатой де Келюсом и превалирующей сегодня.
Существует два главных препятствия, мешающих адекватной оценке работ Жирардона. Первое — факт, что многие его скульптуры оказались уничтожены или изуродованы в период революции. Например, от огромной конной статуи Людовика XIV, стоявшей на Вандомской площади (Мараль описывает этот монумент как самую выдающуюся конную статую, когда-либо задуманную и созданную), осталось только два пальца и левая нога.
Вторая проблема, касающаяся, впрочем, практически всех французских скульпторов той эпохи, заключается в том, что от Жирардона требовалось усвоить отшлифованный годами единообразный стиль сдержанного классицизма, избегавший примет индивидуальной манеры. Среди сохранившихся работ Жирардона лишь пара бронзовых ваз из Коллекции Уоллеса с рельефами, вылепленными с поразительной живостью, дает возможность почувствовать подлинную руку автора.
В отличие от многих, Мараль, куратор скульптурной коллекции Версальского дворца, получил возможность максимально приблизиться к Жирардону и его творчеству. И ему удается убедительно показать, что художественные достижения этого влиятельного во Франции конца XVII — начала XVIII века автора были более разнообразными и значительными, чем считается ныне.
Сын литейщика родом из Труа, Жирардон начал карьеру с изготовления гипсовых украшений для дворцов. Даже в эти ранние годы его работам (потолок галереи Аполлона в Лувре) присуща смелость и новизна, выделявшие их среди неуклюжих потуг других мастеров — трудившихся бок о бок с ним братьев Марси или Тома Реньодена. В скором времени Жирардон перебрался в Версаль, где провел более четверти века и создал несколько величайших своих шедевров: многофигурную группу «Аполлон и нимфы», угрюмую скульптуру «Зима» и великолепное «Похищение Прозерпины».
В отличие от Лебрена, который был «первым живописцем короля», Жирардон никогда не удостаивался титула «первого скульптора», пусть и исполнял именно эту роль — руководил скульптурным украшением Версаля, готовя эскизы и надзирая за процессом. Он прекрасно ладил с Лебреном, которого Мараль описывает отнюдь не всемогущим диктатором. В 1700 году стараниями архитектора Жюля Ардуена-Мансара, продвигавшего скульптора Антуана Куазво, Жирардон был почти отстранен от дел.
У Мараля получилось подробнейшее исследование, где каждый факт жизни скульптора и истории его работ переходит в анализ достоинств его искусства. В центре внимания, разумеется, деятельность Жирардона в Версале, а также иных местах, включая его весомый вклад в создание фигур для купола собора Дома инвалидов. Также есть главы, рассматривающие особенности отдельных скульптур: портретов Людовика XIV и других персон, скульптур на религиозную тематику и надгробных памятников. В портретных бюстах Жирардон чувствовал себя свободнее, то же можно сказать и о его религиозных композициях (кое-что из их числа сей набожный муж даже передал своему родному городу Труа). Также к наиболее удачным произведениям можно отнести отдельные фрагменты надгробий его работы: к примеру, две фигуры скорбящих женщин на гробнице кардинала Ришелье в церкви Сорбонны.
Хотя сам Жирардон и не отливал скульптуры в бронзе, он, сын литейщика, был знаком с технологией, интересовался процессом отливки и последующей отделки своих бронзовых фигур. Мараль почти не уделяет внимания бронзовой скульптуре Жирардона — именно этим работам посвящена серьезная часть приложения, очерка Франсуазы де ла Мурейр.
