18+
Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Слухи о кончине живописи сильно преувеличены, как сказал бы Марк Твен. Самое дорогое произведение искусства в истории? Картина. («Спаситель мира» Леонардо, $450 млн). Самая дорогая работа ныне живущего художника-мужчины? Картина. («Флаг» Джаспера Джонса, $110 млн). Самая дорогая работа ныне живущей художницы? Картина. («Мисс Январь» Марлен Дюма, $13,6 млн). И так далее, и тому подобное.
Только что в Национальной портретной галерее в Лондоне открылась персональная выставка художницы Дженни Савиль (до 7 сентября) — одна из огромного числа недавних выставок живописи в музеях, галереях и аукционных домах, — и это доказывает, что живопись продолжает оставаться главной движущей силой арт-рынка и на сегодняшний день это самый популярный выбор художников и студентов-искусствоведов по всему миру. Как живопись не только выжила, но и процветает? А 2025 год — это пик развития живописи или она может продолжать достигать новых высот?
Из четырех художников, попавших в шорт-лист Премии Тёрнера 2025 года, любимцем критиков, возможно, стоит назвать мультидисциплинарного художника Рене Матича. Но самым известным международным номинантом, безусловно, оказался живущий в Великобритании иракский живописец Мухаммед Сами. Его работа «Бедные люди II» (2019) была продана на аукционе Sotheby’s 16 мая за $571,5 тыс., превысив эстимейт в $500 тыс. Это случилось после того, как первая работа из этой серии, «Бедные люди I», оценка которой составляла £60–80 тыс., в октябре 2023 года ушла за £558,5 тыс. ($686,6 тыс.), что примерно на полмиллиона фунтов больше, чем ожидалось. Не так уж плохо для художника, чьи работы впервые были проданы в галерее Патрика Хайде в Лондоне примерно за £15 тыс. «Сами исследует потенциал и границы современной живописи, — сказал Приеш Мистри, заместитель куратора современных проектов в Национальной галерее в Лондоне, на пресс-конференции, посвященной шорт-листу Премии Тёрнера. — Мы, как члены жюри, были поражены способностью сложных и мастерски выполненных картин Сами оспаривать сложившуюся историю искусства». (Свои воспоминания о родине художник часто передает на холсте с помощью аллегорий. «Я прячу травмирующие образы за кактусом или ковром», — признавался он в интервью газете Guardian.)
Живопись и ее способность быть современной находится в центре внимания многочисленных кураторов международных выставок 2025 года. На выставке «Живопись после живописи» (до 2 ноября) в Муниципальном музее современного искусства (SMAK) в Генте и на недавно завершившейся «R U Все еще живопись?» в строящемся корпоративном пространстве в центре Нью-Йорка, куратором которой выступил американский Falcon Art Collective, представлены обзоры того, как художники работают с картиной в Бельгии и США соответственно. Оба названия отсылают к многочисленным заявлениям о кончине живописи, первым из которых было мелодраматическое объявление ее мертвой «отныне и навсегда», сделанное еще во второй четверти XIX века французским художником Полем Деларошем, после того как он впервые увидел дагеротип. «Искусство живописи стало не столько трудным, сколько невозможным», — писал искусствовед Кеннет Кларк уже в 1935 году, прежде чем приступить к обзору современных ему течений и показать, что сделало живопись такой.
И все же на каждом шагу художники, критики и искусствоведы продолжают доказывать, что живопись живет — и вполне полнокровной жизнью. «Очевидно, что живопись очень трудно убить, — говорит художественный руководитель SMAK Филипп ван Каутерен. — Каждые 20–25 лет предпринимаются различные попытки избавиться от живописи по разным мотивам или причинам. Но в этом художественном медиуме, по-видимому, есть сила или склонность к выживанию».
Среди художников, работы которых он включил в выставку «Живопись после живописи», был Винсент Гейскенс, который описывает и свои картины, и практику в целом как «зомби» — восставших из мертвых.
Однако главный вопрос заключается в том, исчезала ли живопись вообще когда-нибудь на самом деле. Был ли когда-либо очевиден конец живописи на арт-рынке, терял ли когда-либо этот вид искусства свое экономическое влияние? Люциус Эллиотт, глава отдела продаж современного искусства Sotheby’s в Нью-Йорке, отвечает на это намеком. Философ Фрэнсис Фукуяма, говорит он, провозгласил «конец истории», утверждая, что либеральная демократия является конечной точкой социокультурной эволюции человечества; так же и в искусстве: живопись — это медиум, который невозможно превзойти. В общем, словами Умера Батта, художника и основателя галереи Grey Noise в Дубае, «живопись — это королева».
И цифры это подтверждают. На том же аукционе в октябре 2023 года, на котором Сами достиг своего рекорда, картина британской художницы родом из Ганы Линетт Ядом-Боакье «Шесть птиц в кустах» (2015) была продана за £3 млн ($3,6 млн), что на целых £1,2 млн превысило ее и так высокий эстимейт. Это привело к тому, что Ядом-Боакье заняла третье место среди самых перспективных рыночных художников, родившихся после 1974 года, согласно аналитическому отчету Artnet за 2024 год.
Большинство коллег Батта в Дубае выставляют картины, и дилеры сходятся во мнении, что было бы глупо этого не делать. По его словам, «это легко: легко транспортировать, легко повесить в доме коллекционера». То же самое происходит и на китайском арт-рынке. Художник Чэнь Кэ, чья персональная выставка «Неизвестный Баухаус» проходит в Калифорнийском университете в Пекине (до 7 сентября), говорит, что живопись занимает доминирующее положение в стране. Если эпоха наибольшего расцвета традиционной китайской живописи тушью прошла, то «у современной китайской живописи, похоже, нет таких проблем». Несмотря на любовь к живописи, Умер Батт по большей части не выставляет ее напоказ; в списке художников, с которыми он работает, только двое пишут картины. Есть и другие живописцы, которых он хотел бы показать, но не может позволить себе привозить в Дубай их работы, потому что интерес крупных галерей, работающих с «голубыми фишками», привел к резкому росту стоимости их страховки. Отчасти именно этот непревзойденный коммерческий потенциал живописи делает его отношения с этим видом искусства, если использовать его термин, «конфликтными».
«Слово „живопись“ такое же сильное, сложное, неоднозначное и трудное для понимания, как и слово „музей“», — говорит ван Каутерен. По его мнению, вероятно, единственный способ открыть новые возможности для живописи — это просто рисовать, создавая новые слои смыслов, «переписывать» живопись.
Искусствовед София Готти, которая читает лекции по кураторству в Институте Курто в Лондоне, указывает на значительное присутствие живописи на Венецианской биеннале 2024 года, сокуратором которой она выступала, чтобы подчеркнуть общемировые тенденции к тому, что художники на самом деле «переписывают живопись». Дело не в том, что команда куратора Адриано Педрозы стремилась привлечь внимание к современной живописи со всего мира. Скорее, многие из художников, которых пригласили принять участие в основном проекте биеннале «Чужестранцы повсюду», продолжают находить этот художественный медиум полезным инструментом для того, чтобы сосредоточить внимание на взглядах коренных народов или так называемых аутсайдеров и отделить их от европоцентричных колониальных нарративов.
Этот колониальный подход, конечно, был ключевым в истории искусства, и особенно живописи. Но художники уже не обязательно считают, что отрицание самого медиума помогает противостоять ему. Некоторые хотят рассказывать истории. Другие хотят серьезности. Третьи — романтики. Многие, отмечает ван Каутерен, стремятся к техническому мастерству.
В 2023 году, за год до смерти, важный герой Лондонской школы живописи Франк Ауэрбах описал, как он начал рисовать в 1940–1950-х годах, на закате модернизма. «Меня обучали самые разные интеллигентные люди, с которыми мне было очень приятно общаться, — говорил он. — Одна из замечательных особенностей лондонских художественных школ заключается в том, что нам постоянно предлагали множество альтернатив. Мы перепробовали почти все или обдумали все, что было предложено, пока не нашли то, что было достаточно сложным, загадочным и интригующим, чтобы поддерживать нас всю жизнь».
В январе 2025 года британский художник Джейк Гревол, напротив, рассказал о своих первых занятиях фигуративной живописью в художественной школе в середине 2010-х годов. «Это была своего рода идея фикс, что подход к живописи должен быть академическим, — сказал он. — В этом также было много сатиры: о, я пишу плохую картину, потому что высмеиваю живопись!»
Онья Маккосланд, руководитель направления живописи для студентов младших курсов лондонской Школы изящ-ных искусств Слейда, считает, что живопись процветает именно благодаря богатому дискурсу, который она порождает, ее способности к саморефлексии. Она рассматривает периодически возникающие экзистенциальные вопросы о самом существовании этого вида искусства как его «жизненную силу». Это определение особенно близко Маккосланд, так как именно материальность живописи в первую очередь вдохновляет студентов заниматься ею. «Им нравится ее гибкость и многогранность, а также тесная связь с телом, — говорит Маккосланд. — Она такая плотная, физическая, сочная, жидкая, весомая и текущая. И она всегда под рукой».
Живущий в Брюсселе уроженец Сенегала Либассе Ка, который участвует в выставке в SMAK, в ноябре 2024 года рассказал о приверженности своему ремеслу: «Я знаю, что, пока рисую, я живу. Я рисовал, когда был на мели. Я рисую сейчас. Никто не отнимет этого у меня. Это мое сокровище». А Чэнь Кэ описывает живопись как движение «прямо от сердца к рукам, без каких-либо барьеров между ними».
Независимо от того, отвернется ли грядущее поколение коллекционеров от аналогового искусства ХХ века или нет, потенциал живописи — весомой, ускользающей, непосредственной, осязаемой, конфликтной — сохранится несмотря ни на что.
