На выставке «Ключи к страсти» в Фонде Louis Vuitton — Казимир Малевич, Эдвард Мунк, Альберто Джакометти, Анри Матисс, Франсис Пикабиа, Фрэнсис Бэкон, Пит Мондриан, Клод Моне, Василий Кандинский, Марк Ротко, Фернан Леже. Шедевры из наших Эрмитажа, ГМИИ им. А.С.Пушкина и Русского музея, Музея Мунка в Осло, лондонской Тейт Модерн, нью-йоркских Музея Гуггенхайма и MoMA.
Удивительная по качеству выставка для частного пространства, не всем государственным такую под силу собрать. Рассмотреть эти вещи — уже причина для того, чтобы выстоять очередь, начинающуюся на дорожках Булонского леса и продолжающуюся за дверями фонда. Но в сочетании 60 тщательно отобранных классических произведений и нового здания работы Фрэнка Гери появляется и новый смысл выставки. Это история коллекции, коллекционирования и коллекционера.
Фонд современного искусства Louis Vuitton существовал давно, но не имел лица. И не только потому, что у современного искусства множество лиц и ни одно из них не вернее другого. Известно было, что за фондом стоит Бернар Арно, глава главного в мире люксового холдинга Moët Hennessy Louis Vuitton (LVMH). Но никто, кроме его ближайших консультантов, не сможет ответить на вопросы, каковы его предпочтения в искусстве, за какими художниками он следит и из чего состоит его личная коллекция. Не судить же об этом по художественным выставкам в пространстве Espace Culturel Louis Vuitton на последнем этаже главного магазина на Елисейских Полях! Вряд ли Арно лично раздает указания кураторам, собирающим временные проекты с названиями вроде «Завихрения». Да если бы это было и так, кураторы не признались бы даже под пытками.
И вот наконец-то у фонда появилось лицо. Это произошло поздней осенью, когда в Булонском лесу завершилось строительство здания Фонда современного искусства. По просьбе Арно его спроектировал автор Музея Гуггенхайма в Бильбао Фрэнк Гери.
Когда я говорил с Жан-Полем Клавери, советником Арно, он рассказал об истории заказа. С работой американского архитектора миллиардер познакомился на месте, в Бильбао. Изогнутый металлический Гуггенхайм ему понравился, и он захотел такой же, но стеклянный и свой.
Пожалуй, старый американец — один из последних предсказуемых мастеров с почти неизменным почерком, который в любой монастырь приходит со своим уставом. Титан не похож на стекло, но родство музеев в Бильбао и Париже не вызывает сомнения. У них один отец — не надо анализов. В этом смысле выбор Гери кое-что говорит о вкусе и характере Арно.
Когда мы говорили с Гери, он жаловался, что в предыдущем своем парижском проекте — Американском культурном центре в Берси, где работает сейчас французская Синематека, слишком во многом был вынужден уступать. Фондом Louis Vuitton он доволен: благодаря Арно он смог сделать практически все, что хотел.
Похоже, что и архитектор не разочаровал заказчика. Несмотря на то что строительство стоило не только денег, но и огромных усилий (соседи бунтовали и жаловались, бюрократы тормозили — да у Арно не забалуешь), музей был завершен почти что к сроку и стал первым совершенным на глазах у публики (здание не спрячешь у себя в гостиной) актом пополнения личной коллекции. В ней впервые рядом с современным искусством появилась и современная архитектура.
Но человеку, заказавшему драгоценный футляр для своей коллекции, рано или поздно захочется положить туда что-нибудь достойное ларца. Как уверяют, одним из пунктов архитектурного задания для Гери были залы, в которых можно было развесить живопись, то есть с прямыми, а не привольно изогнутыми, как в Бильбао, стенами. Музей должен был принять классику модернизма, картины в рамах.
Бернар Арно и вправду страстный собиратель. Пусть мы не видели еще и малой части его художественных коллекций, но мы знаем его коллекцию марок. Не тех, что вкладывают в альбом, а тех, что составляют славу французской роскоши. Его собрание подобрано со вкусом, марок десятки: не только заглавная Louis Vuitton, но и Dior, Givenchy, Kenzo, Guerlain, Berluti, Celine, Chaumet. Их не повесишь на стенку, это правда, но, несмотря на это, ими можно гордиться ничуть не меньше.
Арно не собирается навечно оставлять музей Гери в пользовании своего фонда. По условиям предоставления участка через 50 лет здание отойдет Парижу. Как знать, быть может, наполненное коллекциями Арно. Едва ли наследники не захотят таким образом увековечить его имя, как это делалось в парижских музеях Жакмар-Андре, или Коньяка — Же, или Мармоттана — Моне.
Задача выставки, как нам объяснили, образовательная. Кураторы «Ключей к страсти» собрали работы разных художников из разных музеев мира с таким расчетом, чтобы каждая была настоящим этапом, моментом смены координат в истории искусств. «Я не верю в ровное, бесконфликтное течение художественного прогресса, — объяснял мне Жан-Поль Клавери. — Прогресс достигался бунтами и взрывами. Чтобы создать новую модель творчества, надо было разбить старую».
Точно так же, для того чтобы создать новую модель коллекционирования, надо изменить старую. Ни одна из сегодняшних молодых коллекций (а собрание Арно все-таки из молодых) не сможет соединить «Крик» Мунка и «Танец» Матисса, «Большой завтрак» Леже и «Шагающего человека» Джакометти, «Бесконечную колонну» Бранкузи и «Черный квадрат» Малевича. Но это можно сделать на несколько месяцев, создав подобие идеальной частной коллекции в идеальном частном музее. Мне кажется, об этом мечтают многие коллекционеры, но добиться этого удалось только одному.
