18+
Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие.
Сколько стоит доказать, что картина написана не Караваджо? Ответ: как минимум £6 млн. Окончательная сумма судебных издержек еще не оглашена, однако дело о мнимом Караваджо, разбиравшееся в Высоком суде Лондона, имеет шансы стать самым дорогим в истории процессом о старых мастерах. Одно можно сказать с уверенностью: никогда еще столько денег не было потрачено на такое посредственное полотно, как Шулера.
В декабре 2006 года дипломированный оценщик Ланселот Туэйтс продал произведение через лондонский Sotheby’s, чтобы покрыть расходы на обучение. По мнению специалистов аукционного дома, речь шла о копии картины Шулера Караваджо, хранящейся в Художественном музее Кимбелла в техасском Форт-Уэрте. Картина была продана за £42 тыс. при эстимейте в £20–30 тыс. Если вычесть комиссию Sotheby’s, Туэйтс получил £34,468 тыс. — сумму, как раз достаточную для того, чтобы покрыть год обучения в Итоне. Покупателем стала Ориетта Беноччи Адам, по-видимому действовавшая в интересах ее близкого друга, ныне покойного специалиста по творчеству Караваджо Дэниса Маона, который в 2007 году заявил, что данное произведение является не копией, а еще одним авторским вариантом музейной картины. Узнав из статьи в Daily Telegraph, что картина теперь стоит «до £50 млн», Ланселот Туэйтс «пришел в ужас» (цитата из материалов дела) и подал в суд на Sotheby’s, обвинив аукционный дом в том, что тот проглядел шедевр.
Наконец, 16 января 2015 года суд вынес решение в пользу Sotheby’s. Туэйтсу, решившему не оспаривать приговор, оказал поддержку Harbour Litigation Funding, который заявляет на своем сайте, что выплачивает все издержки в случае, если дело оказывается проигранным. Тем не менее семейное гнездо Туэйтсов — поместье Хоулсфут в Камбрии — в прошлом году было выставлено на продажу (правда, неизвестно, связано ли это с упомянутым судебным процессом).
Как Виктор Вексельберг отсудил у Christie’s почти £3 млн
Бывают случаи, когда лондонский суд выносит решение в пользу клиентов аукционного дома и обязывает аукционные дома заплатить компенсацию. Однако такой исход более вероятен, когда речь идет об отмене сделок с картинами, которые продавались как подлинник, но оказались копией или фальшивкой. Так, после двухлетних разбирательств Высокий суд Лондона удовлетворил иск российского бизнесмена Виктора Вексельберга к аукционному дому Christie’s. В 2012 году судья постановил, что аукцион должен выплатить истцу £2,7 млн (стоимость работы и компенсацию) за то, что за семь лет до этого продал ему фальшивку.
Принадлежащий Вексельбергу фонд Aurora Fine Arts Investment приобрел за £1,7 млн в декабре 2005 года картину Одалиска (Обнаженная в интерьере), которая числилась в каталоге как произведение Бориса Кустодиева. Тогда покупатель заплатил за нее почти в десять раз больше весьма скромного эстимейта в £180–200 тыс.
Уже через год у фонда появились сомнения в подлинности картины, так как его консультант, известный эксперт по русскому искусству и в то время сотрудник Государственной Третьяковской галереи Владимир Петров первым выдал отрицательную экспертизу на работу. На ее основании представители фонда Владимир Воронченко и Андрей Ружников попытались расторгнуть сделку и вернуть деньги, однако в Christie’s ответили отказом. После публикации в 2009 году Каталога подделок произведений живописи под эгидой Росохранкультуры у Aurora Fine Arts Investment появилось «вещественное доказательство»: в издании Одалиска прямо числилась в списке фальшивок под первым номером, причем составители подтверждали это заключениями экспертов из Научно-реставрационного центра имени Грабаря, Русского музея и Третьяковской галереи. Через год, в 2010-м, фонд Вексельберга подал в суд на Christie’s.
Сложнее всего было доказать, что в Christie’s ошиблись с атрибуцией: аукционный дом настаивал на том, что работа принадлежит кисти Кустодиева, и представил в качестве свидетелей экспертов, разделяющих эту точку зрения. В конце концов суд лишь признал, что купленная на аукционе картина «с большой долей вероятности» является подделкой и предприниматель может требовать у аукционного дома возврата денег за картину. Судья Гай Ричард Ньюи заслушал нескольких экспертов и согласился с тем, что автором картины является какой-то другой художник, но не Кустодиев. Правда, он не нашел в действиях аукционного дома признаков халатности. К тому же поговаривают, что Вексельберг потратил на адвоката не меньше, чем смог отсудить у Christie’s. Анна Савицкая
Жаль, что ни один здравомыслящий человек не объяснил Туэйтсу, что выиграть дело практически невозможно. Во-первых, ему нужно было привести неоспоримые доказательства того, что автором картины был Караваджо. Во-вторых, он должен был доказать, что в Sotheby’s не просто ошиблись, но допустили халатность, не озаботившись выяснением того, является ли данное произведение оригиналом.
Доказать правильность атрибуции всегда было труднейшей задачей, хотя поначалу это могло показаться Туэйтсу несложным. Помимо Маона, об оригинальности картины заявили авторитетная исследовательница Караваджо Мина Грегори и специалист по живописной технике художника Роберта Лапуччи. Как работа самого Караваджо это произведение выставлялось в ряде итальянских музеев.
Несмотря на то что Грегори и Лапуччи сошлись во мнении, что эти Шулера принадлежат кисти Караваджо, они основывали свои утверждения на очень разных предпосылках. Мина Грегори предположила, что принадлежавшее Туэйтсу полотно является первой версией картины, а в Художественном музее Кимбелла хранится авторское повторение. Лапуччи посчитала, что на музейных Шулерах изображен более ранний «момент нарратива», а следовательно, картина Туэйтса — более поздний вариант. Такое расхождение во мнениях неизбежно заставляет сомневаться в обеих версиях. А атрибуция Маона? Оставался ли он в свои 90 с лишним лет заслуживающим полного доверия экспертом? Один дилер старых мастеров, знавший его, сказал мне, что Маон «в последние годы мог атрибутировать мои детские каракули» как творение Караваджо.
Следует учитывать и тот факт, что за пределами Италии картина так и не получила институционального признания. Маон предложил ее на временную экспозицию оксфордскому Музею Ашмола, но музей настаивал на подписи под картиной «приписывается Караваджо». В итоге полотно нашло приют в малоизвестном музее ордена святого Иоанна в Лондоне, где его обозначили как Караваджо, но повесили так высоко над шкафом с медалями, что толком рассмотреть картину невозможно.
Наконец, с самого начала было очевидно, что в Sotheby’s не отнеслись к Шулерам халатно. Когда Туэйтс попросил аукционный дом провести дорогостоящий рентгеновский анализ полотна, это было сделано, хотя исследование и не является обычной практикой аукционных домов. Да, Sotheby’s не привлек к анализу картины внешних специалистов по Караваджо, но это едва ли может служить доказательством халатности. По моему опыту, у специалистов из Sotheby’s и Christie’s куда более острый взгляд, чем у внешних «экспертов», особенно если последние — кабинетные ученые.
Потенциально слабым местом защиты Sotheby’s казался тот факт, что картина продавалась в его лондонском зале «Олимпия». Сейчас аукционный дом проводит торги только в головном офисе на Бонд-стрит, но в 2006-м у компании была отдельная площадка для продажи менее значимых работ в Западном Лондоне. Christie’s до сих пор использует аукционный зал такого рода в Южном Кенсингтоне.
Организаторы торгов должны были решить, какие картины продавать в своем основном аукционном зале, а какие — на вторичной площадке. В Sotheby’s этот процесс называется «распределением», а в Christie’s — «прополкой». После распределения не столь значительные произведения описываются менее опытными специалистами, и в этот момент могут быть допущены ошибки.
Например, в 2012 году две важные работы, Клода Лоррена и Джона Констебла, проскользнули как копии в Christie’s на его аукционную площадку в Южном Кенсингтоне. При этом работу Лоррена в последний момент заметил старший специалист аукционного дома, и она была снята с торгов, а позднее продана за £5 млн на Кинг-стрит. Произведение Констебла упустили, и оно ушло за £3,5 тыс., а в конце января этого года оно вновь всплыло на Sotheby’s в Нью-Йорке, где теперь было продано за $5,2 млн.
Однако в случае Туэйтса очевидно, что, несмотря на «распределение», Sotheby’s провел несколько тщательных обследований картины. И каждый раз эксперты единодушно признавали, что это не Караваджо. От себя могу сказать, что видел картину в «Олимпии», и она мне показалась копией.
Важно, что и судья посчитала, что Шулера — это копия с картины Караваджо. Как правило, суд — последнее место, где ведутся споры об искусстве, и британские судьи не склонны заниматься атрибутированием живописи. Но судья Вивьен Джудит Роуз уверенно громила противоречащие друг другу свидетельства технологических исследований. Ключевым аргументом и Грегори и Лапуччи была их уверенность в том, что в инфракрасных лучах на картине видны pentimenti, то есть изменения, внесенные самим художником. В частности, они обращали внимание на записанный глаз, который якобы свидетельствовал о том, что Караваджо сместил одну из голов. «Ерунда! — сказала судья. — „Глаз“ — это всего лишь складка на полотне».
Судебное заключение судьи Роуз заслуживает того, чтобы быть прочитанным целиком (с ним можно ознакомиться на сайте www.bailii.org), и должно стать образцом для сходных разбирательств. К несчастью для Ланселота Туэйтса, судья продемонстрировала впечатляющий уровень понимания искусствоведения.
