За розовым забором — Париж
Выставка Михаила Рогинского в московском фонде IN ARTIBUS открывается картиной, которой нет. Пустая рама, а рядом этикетка, поясняющая, что экспонат находится во Франции на выставке в Центре Жоржа Помпиду, а после ее окончания войдет в собрание знаменитого музея современного искусства. Отсутствующая картина — «Розовый забор» — подарена французскому музею из собрания Инны Баженовой и теперь будет представлять творчество Рогинского в Париже — городе, где художник прожил многие годы.
Вокруг прощания с «Розовым забором» IN ARTIBUS выстраивает занятную драматургию. На выставке показывают работы Рогинского не из музеев, а только из личных коллекций, подчеркивая тем самым роль, какую сегодня играют частные собрания в популяризации национального искусства в России и за границей. А пустую раму «Розового забора» окружают со всех сторон розовые заборы, розовые дома и розовые интерьеры других композиций художника разных лет.
Часто считают, что Михаил Рогинский писал намеренно некрасивые, банальные вещи, интерьеры или пейзажи. Действительно, и натюрморты, и бытовые сценки на его картинах представляют непривлекательные, неприметные предметы или мгновения жизни. Однако Рогинского едва ли можно считать художником быта и повседневности. Часто ли доводилось в 1960-е годы видеть розовые заборы? Едва ли. Тем не менее в творчестве Михаила Рогинского розовый забор — устойчивый мотив, к которому художник обращался неоднократно. Рогинский, раскрашивая свои заборы и стены в розовый цвет, хотел создать очевидный и одновременно невозможный предмет, которого нигде и никогда не было. Предмет, подобный его знаменитой картине-объекту «Красная дверь», так же намеренно маркирующий границу обыденной жизни.
Розовый цвет Рогинского неоднозначен. Мироощущение художника и его творчество отнюдь не оптимистичны, скорее, полны меланхолии. Легкомысленный розовый в живописи художника создает эффект искусственной, нарочито подкрашенной жизни. Рогинский играет с цветовой метафорой, создавая в своих живописных произведениях не только театр предметов, но и своеобразный театр цвета. И основная драма этого театра разыгрывается между розовым и серым. Диапазон любой человеческой жизни, всегда балансирующей между розовым и серым, между мечтой и повседневностью, и есть предмет постоянных размышлений художника.
Если сегодня задаться целью найти прототип розового забора, то непременно наткнешься на рассказ о розовых заборах Сургута — то ли легенду, то ли розыгрыш в духе историй о художниках-персонажах, популярных у московских концептуалистов. В 1960-е годы в далеком западносибирском городке некий местный художник, страстный поклонник Анри Матисса, работавший в коммунальном хозяйстве города, выкрасил все заборы в розовый цвет. Эта легенда-шутка не случайно относится к тем же 1960-м годам, когда были написаны картины Рогинского. Создатели этой истории точно уловили атмосферу того времени, наглядно воспроизвели оставшийся в памяти миф об эпохе, когда энтузиазм обновления и попытки подкрасить реальность сочетались с искренностью и наивностью действующих лиц драмы. Но если по городским легендам и мифам реконструировать наш мир во всей его сложности было бы затруднительно, то по работам Рогинского – вполне возможно.
