Эта книга, изданная как альбом по искусству, написана нейрофизиологом из Гарварда Маргарет Ливингстон. В качестве иллюстраций тут чередуются графики длин волн света, схемы прохождения сигнала по нервным клеткам — и шедевры мировой живописи. В тексте, впервые вышедшем в 2014 году, растолкованы вещи, вроде бы известные физикам, биологам и художникам. Что смешение спектральных цветов и пигментов на палитре дает разный эффект; что система визуального восприятия приматов состоит из двух разделов — черно-белого восприятия объема и движения и цветного распознавания форм и лиц; что глаз человека чувствительнее к контрастам, нежели к постепенным переходам. Однако поставленные в контекст и дополненные наблюдениями и выводами автора, они иногда дают эффект открытия.
Пожалуй, самые поразительные из них — те, которые можно объединить под условным грифом «эффект ошибки». Современные методы исследования позволили проникнуть в мозг (и глаз) очень глубоко и выяснить: система визуального восприятия человека невероятно, божественно сложна, но она не безошибочна. Систему зрительного восприятия можно обмануть, и она даст сбой.
Например, вы увидите на статичной картинке мерцающие точки на перекрестиях линий или крутящиеся круги-колеса (что нередко используют художники оп-арта). Почему геометрически выверенные и «скучные» прямоугольники Пита Мондриана кажутся такими энергичными? На его знаменитом полотне «Буги-вуги на Бродвее» (1942–1943) желтые и красные прямоугольники буквально дергаются в стиле буги. Это происходит из-за того, что по светлоте они близки к фону и при движении глаза клетки-палочки теряют сигнал, а потом снова находят. Почему «дышат» и переливаются цвета на картинах Марка Ротко? Автор книги объясняет это эффектом «затухания», связанного с тем, что у периферического зрения более низкое разрешение, чем у центрального. Когда мы смотрим на красный участок холста, красный начинает заливать все пространство, а когда переводим взгляд на оранжевый, тот начинает вытеснять красный и завладевает картиной.
Исследования зрения ведутся давно и интенсивно, и автор книги полагает, что художники середины — второй половины ХХ века были осведомлены о подобных особенностях восприятия. Хотя той же «ошибкой» зрения Маргарет Ливингстон объясняет и неуловимость улыбки Моны Лизы. «Когда вы смотрите на губы женщины, улыбка исчезает, так как центральное зрение плохо воспринимает крупные детали… Мона Лиза улыбается, пока не посмотришь на ее губы… Иными словами, выражение ее лица меняется в зависимости от того, куда смотрит зритель».
Больше всего специальных эффектов применяли импрессионисты. Развевающиеся на ветру флаги, состоящие из разрозненных мазков краски, на картине Клода Моне «Рю Монторгей в Париже» (1878) воспринимаются как в жизни — когда наше неточное периферическое зрение само достраивает картинку. Импрессионисты и постимпрессионисты на практике поняли, как важна сближенность мазков по светлоте: объекты, равные по светлоте, не очень точно определяются в пространстве. Трепет листьев, колыхание цветов на лугу и текучая вода импрессионистов — следствие того, что глаз при каждом движении не очень точно регистрирует картинку, получается как бы фильм из кадров, снятых с разных точек. Так рождается иллюзия движения, такого сильного ощущения невозможно добиться средствами реалистической живописи.
Одно из важнейших достоинств этой увлекательной книги — то, что, хотя в ней с научной точки зрения проанализированы способы создания иллюзий на плоскости, которые мы называем картинами, это не только не разрушает восхищения шедеврами живописи, но и усиливает его. И объяснение того, как работает фокус, делает его лишь удивительнее.
