Выставка «Ненавсегда. 1968–1985» в Новой Третьяковке спровоцировала многословную фейсбучную дискуссию среди художников, принадлежавших в советские времена к искусству неофициальному. Обсуждение работы кураторской группы «Ненавсегда» во главе с Кириллом Светляковым, решившей показать официальное и неофициальное искусство застойного времени не в противостоянии, а в единстве основных тем, быстро перешло к решению вечных вопросов: что такое искусство, нужно ли показывать плохое искусство в музее ради верности правде жизни, может ли быть выставка аполитичной? И вообще, почему нет Ильи Глазунова, одного из главных героев застоя?
Плохим искусством оказалось искусство официальное, работы профессиональных художников, членов творческих союзов. Но у них нашлись поклонники и защитники, добавившие эмоций в дискуссию. Рецензии на выставку вышли в нескольких изданиях, и среди авторов тоже не наблюдалось единства мнений.
Я не буду ни с кем полемизировать, называть имена и приводить цитаты, просто потому что не знаю, как надо делать музейные выставки и выстраивать постоянные экспозиции. Только поделюсь впечатлениями о том, как я «коммуницировала» с застойным искусством.
Споры о «Ненавсегда» были ожидаемы: прошло не так много времени, чтобы о брежневских годах можно было бы рассуждать отстраненно. Многие помнят, как было «на самом деле», что в жизни художники, объединенные выставкой, знать друг друга не хотели. Так что, возможно, время их объединения еще не пришло, и «Ненавсегда», как и предшествовавшая ей выставка «Оттепель», показанная в Третьяковке три года назад, была вызвана прежде всего потребностью галереи актуализировать свои фонды. Что, на мой взгляд, задача, вполне достойная решения. Тем более что в постоянной экспозиции семидесятников и восьмидесятников за авангардом и современным искусством как-то недосуг рассмотреть, да и желания, признаюсь, не было. А на «Ненавсегда» желания нет рассматривать искусство неофициальное, много раз уже за последние три десятилетия виденное, давно взявшее реванш за когда-то подпольную жизнь. Зато интересно вглядеться в живопись, скульптуру и графику брежневских времен, в эти традиционные и даже числящиеся консервативными медиа.
Во вступлении к каталогу выставки директор Государственной Третьяковской галереи Зельфира Трегулова написала, что экспозиция не разделяет искусство на официальное и неофициальное, «поскольку интеллектуальная жизнь в обеих сферах была чрезвычайно интенсивная». Вот это интеллектуальное напряжение — размышления над жизнью, задачами и сущностью искусства — видится мне в лучших застойных работах «Ненавсегда». Ну а не в лучших оно имитируется.
Если искусство сталинских времен было программно оптимистичным, то искусство брежневских лет (Светляков считает его постмодернистским) преимущественно печальное, даже депрессивное, и красный цвет в картине Виктора Попкова «Хороший человек была бабка Анисья» не от мира сего. Даже в первом зале экспозиции, посвященном официозу, нет ничего жизнеутверждающего. В том числе и в двух портретах Брежнева кисти Таира Салахова: один — формальное живописное упражнение, другой — почти насмешка, будем считать, что неосознанная.
Так ли было на самом деле или кураторский выбор такой, но кажется, что ни то что энтузиазма — жизненных сил нет ни у героев картин, ни у их авторов. Причем печалятся они не о жизни вовсе, а о самой живописи, которая не может уже догнать свое великое прошлое. От этого в картинах так много цитат из классики. Значит ли это, что живопись эпохи застоя плохая? По мне — нет, если считать, что художника «должно судить по законам, им самим над собою признанным». Что хотели сказать, то и сказали — о времени и о себе. И их понимаешь безо всяких специальных пояснений. Разве это не достоинство?
Зато энергии в достатке в работах подпольщиков — там и сарказм, и насмешка, и изобретательность. Официально не признанные при застое станут главными и единственными героями в следующие десятилетия и на следующей выставке в Третьяковке. Она, надо думать, будет про перестройку и 1990-е, про время перемен, пустившееся галопом после длительного простоя. Вот на ней будет весело.
