Конец прекрасной эпохи

Роскошная книга, выпущенная издательством «Арт Волхонка» совместно с Государственным музеем-заповедником «Царицыно», представляет собой оммаж эпохе Людовика XVI и Марии-Антуанетты, хотя имена короля и королевы Франции даны в ее главах вскользь. В центре внимания авторов (а труд этот коллективный и в хорошем смысле слова кросс-культурный, вмещающий обзоры самых разных видов и жанров искусств) — серия гравюр 1770–1780-х годов о нравах, идеалах и, главное, стиле предреволюционной Франции, про которую дипломат и политик Шарль Морис де Талейран (1754–1838) позднее скажет: «Кто не жил в XVIII веке перед революцией, не знает сладости бытия и не может представить себе, каково может быть счастье жизни».

…Все началось в 1773 году в Париже. Банкир Жан-Анри Эбер (история сохранила нам даже его портрет кисти Якоба Хандмана, хранящийся сегодня в Историческом музее Берна) решил издать альманах о быте и нравах французской аристократии. Сегодня это назвали бы глянцевым журналом. Издание должно было представить наряды, интерьеры, досуг (пешие прогулки, верховая езда, вечера в опере, игра в карты) и, шире того, стать еще энциклопедией хороших манер и послужить эталоном поведения. Эпоха Марии-Антуанетты не отличалась крепкими нравственными устоями (да и какая эпоха ими отличается?), но в те времена жил и творил Жан-Жак Руссо (1712–1778), и его идеи о естественной и благочестивой жизни, крепкой семье, любви между супругами, совместном воспитании детей были очень популярны.

Идеологически то издание равнялось на концепции Руссо. Жан-Анри Эбер, что называется, спродюсировал проект: нашел художников (главным из них стал Жан-Мишель Моро-младший), которые смогли адекватно — изящно и со множеством деталей — изобразить жизнь высшего общества, потом перевел рисунки в гравюры. Проект имел бешеный успех. Не удалось, правда, сделать его регулярным. С 1773 по 1783 год вышли всего три альбома (Эбер называл их «сюитами»): о жизни молодой парижанки, буднях благородной дамы и привычках высокочтимого дворянина. Еще через пару лет светский хроникер Никола Ретиф де Ла Бретонн написал к каждой гравюре пространные вольные комментарии, эдакие фантазии на темы вроде такой: «Что будет, если благородная дама окажется беременна? Вполне вероятно, ее супруг заведет интрижку с хорошенькой служанкой».

В 1789-м лучшие листы всех трех «сюит» и тексты к ним были изданы как альбом Monument du costume physique et moral de la fin du dix-huitième siècle; ou Tableaux de la vie («Памятное свидетельство об укладе жизни, материальном и нравственном, в конце XVIII века, или Картины жизни»). В тот же год случилась Великая французская революция. Весь быт, с таким тщанием и любовью описанный в Monument du costume, исчез в одночасье, как затонувшая Атлантида. И книга приобрела ценность первоисточника. О ней на полвека забыли, но с середины XIX столетия к гравюрам были написаны десятки, если не сотни, комментариев, в том числе братьями Гонкур и Александром Бенуа.

Нынешнее издание — это комментарии к комментариям. В книге воспроизведены, во-первых, сами гравюры, во-вторых, тексты Андре Бретона, в-третьих, статьи о создании гравюр, о соответствии изображений и текстов, о том, кто и каким образом писал о Monument du costume на протяжении 150 лет, как стиль Людовика XVI влиял на искусство следующих эпох (от русского Серебряного века до кинофильмов Стэнли Кубрика и мебельного дизайна Филиппа Старка), как адекватно перевести название книги на русский язык и прочее. Удивительно, сколько направлений и поворотов может иметь глубокое изучение одного-единственного исторического памятника — альбома гравюр!

Самое же главное — для нынешнего издания были найдены реальные вещи, фигурирующие в Monument du costume: одежда, мебель, оружие, ювелирные украшения, десятки изящных бытовых предметов (несессеры, игольницы, записные книжицы, детские игрушки, столовый фарфор и серебро) — все, что составляло стиль времени. Фотографии этих предметов предоставили для книги ведущие музеи мира: Метрополитен, Музей Виктории и Альберта, Эрмитаж и другие. К фотографиям, опять же, потребовались комментарии, потому как даже сами слова «карне» или «шатлен» мало что говорят современному уху — тем более туманно предназначение вещей, которые этими словами обозначаются. Также в книгу вошли краткие обзоры истории костюма и декоративно-прикладного искусства. Получилась очень нескучная энциклопедия, по структуре напоминающая комикс (со множеством цветных фотографий, с сильно увеличенными фрагментами гравюр), написанная современным языком, разумно и с изяществом смакетированная и сверстанная — виват дизайнеру издательства «Арт Волхонка»! Трудно даже вообразить, сколько времени и какого уровня знаточества потребовала вся эта работа. Она — если не подвиг, то, безусловно, достижение.

Параллельно с выходом альбома 18 декабря 2019 года в музее-заповеднике «Царицыно» открылась одноименная выставка. Она должна была работать до 12 апреля 2020-го, но из-за карантина преждевременно закрылась 17 марта. Устроители, конечно, не смогли получить на нее экспонаты из Англии и Америки, но десять российских музеев: ГМИИ им. А.С.Пушкина, Музеи Московского Кремля, Музей В.А.Тропинина, музей-заповедник «Петергоф», музеи-усадьбы «Архангельское», «Кусково», «Останкино» и другие, — совместными усилиями воссоздали, насколько возможно, материальный мир предреволюционной Франции. Тем более что в те десятилетия русско-французские связи были сильны, и некоторые вещи, например туалетный прибор из серебра (подсвечники, кувшин и миска для умывания, колокольчик для вызова прислуги, щетки, баночки для крема, чаша для подогрева косметических средств с двумя стеклянными флаконами), вывезли из Франции буквально во время революции и тем самым спасли. Останься эти сокровища на родине, их бы наверняка переплавили. В России туалетным прибором владела Наталья Голицына, прообраз пушкинской графини Томской из «Пиковой дамы».

Составителем альбома, автором вступительной статьи и комментариев к гравюрам стал Василий Успенский — научный сотрудник Эрмитажа, куратор выставок и автор каталогов «Анатомия смеха. Английская карикатура XVIII — первой трети XIX века» (2016), «Палладио в России. От барокко до модернизма» (2015), «Дворцы, руины и темницы. Джованни Баттиста Пиранези и итальянские архитектурные фантазии XVIII века» (2011). Статьи в книгу написали Наталья Веденеева (о трудностях перевода и интерпретации), Эйлин Рибейро (история костюма), Надежда Троепольская (ювелирное искусство), Ирина Сафонова (история веера), Ян Виленский (фарфор французских королей). Автором книжного дизайна выступил Евгений Корнеев.

Этот проект — исключительный по охвату материала и научной ответственности, но не единственный в своем роде. Если ретроспективно взглянуть на культурный контекст последних 40–50 лет, то можно отметить как минимум две вспышки интереса к Франции последней четверти XVIII века. Одна случилась в конце 1980-х, когда одновременно вышли два фильма по мотивам «Опасных связей» Шодерло де Лакло: лента Стивена Фрирза (1988) с целым созвездием замечательных актеров (Гленн Клоуз, Джон Малкович, Мишель Пфайффер, Киану Ривз, Ума Турман) и «Вальмон» (1989) Милоша Формана с Колином Фертом и Аннетт Бенинг. Фильмы были сняты с акцентом на аморальность высшего света при Людовике XVI и в чем-то рифмовались с 1980-ми — временем диско, ночных клубов и эпидемии крэк-кокаина.

Прошло 12–13 лет, и на XVIII век взглянули иначе. В 2001-м в Британии вышла книга леди Антонии Фрейзер «Мария-Антуанетта: путешествие» — наиболее полная биография казненной королевы, написанная с большим сочувствием к героине. В 2004-м София Коппола сняла по книге фильм. В 2008-м в Гран-пале в Париже прошла огромная выставка, где были собраны документы, вещи, искусство, воссозданы интерьеры дворцового театра и сооружен макет парка. Показали все, что сохранилось и к чему имела отношение королева. Эпохе простили аморальность — и восхитились стилем и вкусом.

Наверное, шаг в 12–13 лет, в течение которых происходит частичная смена поколений, — правильный промежуток, после чего к любой теме можно и хочется вернуться вновь. Чем же сегодня очаровывает нас эклектичная Франция последней четверти XVIII века?

Как ни странно — терпимостью (в том числе к порокам) и гуманизмом. Именно в то время была осознана ценность детства и малышей наконец-то перестали наряжать в платья для взрослых. Их уже не препоручали всецело нянькам и служанкам, отныне воспитание ребенка стало главной женской миссией. И традиция заводить собачек, равно как и специальная еда и ветеринарная служба для них, тоже достижения эпохи. Мужчинам в кои-то веки позволили быть слабыми, сентиментальными, не стыдиться слез, вместе с супругой выбирать чепчики для будущего ребенка, радоваться его появлению на свет. Отсутствие «мачизма» кажется очень симпатичным. И следить за изяществом мужского наряда (привет современным метросексуалам!) считалось добродетелью.

На женщин никто не мог прикрикнуть: «Молчи, дура!» — в обществе они нередко играли роли стратегов и серых кардиналов. Они отстояли право принимать у себя в будуарах тет-а-тет мужчин парикмахеров и портных. И да, они кормили грудью в публичных местах (например, в парках), и это не считалось зазорным. Понятно, что весь этот гуманизм не распространялся дальше дворцовых интерьеров и касался лишь привилегированного класса, но его хотя бы апробировали, он стал частью социальной памяти, и к нему по прошествии 200 лет вернулись как к чему-то само собой разумеющемуся.