Сообщения об открытии Лувра — Абу-Даби пестрят цифрами: сколько тонн весит купол нового здания, сколько денег заплатили великому французскому музею за право 30 лет использовать его имя, сколько стоит многолетний прокат экспонатов — действительно шедевров. Это переводит важнейшее культурное событие в разряд коммерческого, словно открыли отделение банка или еще один отель международной сети, поставив финансовые и инженерные рекорды.
С одной стороны, это понятно: после 2003 года, когда только родилась идея нового проекта, прошло слишком много времени, чтобы разговоры о едином опыте человечества и мирном сосуществовании христианской и мусульманской культур были столь же необходимы, как через два года после трагедии 11 сентября. Также стало общим местом сравнивать практику открытия музейных филиалов с бизнес-«дочками». Но это только одна сторона, и не самая важная. Лувр — Абу-Даби, можно сказать, возвращает нас к пониманию современных культурных процессов, настолько интеллектуально качественно и изящно он воплощен.
Начну с архитектуры. Замысел Жана Нувеля глубже понимаешь, когда видишь контекст, в котором появилось здание нового музея. Абу-Даби полон 100-этажных стеклянных высоток, в них находятся офисы и живут экспаты, а местное население предпочитает традиционные низкие дома, обращенные к внешнему миру глухими белыми стенами, внутри которых — оазисы, сады, комфортная семейная жизнь. Новый Лувр — как раз горизонтальный ответ на фаллическую городскую застройку. Его приземистый купол виден издалека, но никак не поражает воображение, он вовсе не белый и блестящий, как кажется на некоторых фотографиях. Это не архитектурный аттракцион, не самоутверждение автора. Прелесть ажурной конструкции раскрывается, только когда заходишь под купол. Солнечный свет проникает через хитросплетения орнамента и покрывает всю площадь бликами, меняющимися по ходу движения — вашего и солнца.
Под куполом группируются белые кубы строений музея, они разные по величине и похожи как раз на те самые арабские жилые дома. Нувель говорит, что вдохновился образом Медины, но священный город, судя по фотографиям, величественный и пышный. А здесь пафос отсутствует, этот Лувр не дворец и не храм искусств. Он оболочка для сокровищ, хранящихся внутри, естественная, почти природная, несмотря на техническую сложность и даже уникальность его конструкции.
Нувель проектировал не только само здание, но и интерьеры. Архитектура — искусство пространственных переживаний. Пропорции залов музея идеальны для восприятия: здесь светло, но не ослепительно, просторно, но не помпезно и не холодно. В прозрачных стеклянных витринах, которым позавидует любой современный музей, экспонаты парят, словно в невесомости. Картины достойно смотрятся на выгородках. Большая скульптура, прежде всего прекрасная луврская мраморная Афина, римский слепок с греческого оригинала, стоит на пьедестале по-королевски. Великолепный бюст Александра Македонского, величественный, несмотря на утраты, в парижском музее оставался в тени прославленных изображений царя-полководца, так что может стать потрясающим открытием для зрителя.
Нельзя сказать, что Лувр, Орсе, Помпиду и еще десяток музеев Франции передали в Абу-Даби экспонаты второго ряда. Чем хуже «Джоконды» «Прекрасная Ферроньера», кроме популярности и предположения, что ее дописывал не сам Леонардо, а кто-то из его учеников? Что шедевральнее «Флейтиста» Эдуарда Мане или портрета матери Джеймса Уистлера? Что же касается раздела модернизма и современного искусства, то они, конечно, похожи на дайджест — по одной работе от всех знаменитостей, но дайджест превосходный. Очень хорош отдел древностей во главе со ставшей символом нового музея женской фигурой божества из Бактрии в толстом платье, датированной 2300–1700 годами до н.э. Понятно, что «бактрийская принцесса» — из собственного собрания Лувра — Абу-Даби. Не может же временный экспонат олицетворять его! И надо отметить, что коллекция эта очень хорошая, особенно в древней и современной частях. Собрать живопись старых мастеров, безусловно, сложнее.
Концепция экспозиции — показать вместе памятники разных цивилизаций, что, по верному замечанию директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, роднит новый музей со старыми, которые также начинались с собраний эклектичных. Не в каждой своей части она смотрится органично, соединяя средневековую Богоматерь с танцующим Шивой, но всегда интересно.
И последнее — о сотрудниках и зрителях. Нам непривычно видеть рядом с памятниками европейского искусства мужчин в белых одеждах и женщин в черном, но привыкнем. Рядом с проводившими экскурсии по Лувру — Абу-Даби французскими музейщиками стояли их арабские коллеги и на безукоризненном английском продолжали комментарии. А на городской ярмарке современного искусства молодые девушки, одетые не по-нашему, с интересом и пониманием слушали экскурсоводов. Из-под их длинных черных абай виднелись дорогие туфли на высоких каблуках. Эмираты — богатая страна, там есть филиалы европейских частных школ, многие молодые люди получают образование в лучших университетах мира. Так что в Лувр — Абу-Даби есть кому ходить, кроме большого количества туристов, приехавших погреться под солнцем, которое вдохновило французского архитектора Жана Нувеля.
