Обращение кинематографа к классическим видам изобразительных искусств, с одной стороны, оправдано самим происхождением moving pictures, а с другой — позволяет сделать мелодраму-байопик более привлекательной визуально.
Фильм о Родене — классика в квадрате, что в контексте нынешнего фестиваля звучит уже как каламбур. Ветеран французского кино Жак Дуайон сделал фильм о великом французском скульпторе в очень традиционной манере. В этом году исполняется 100 лет со дня смерти Родена, и Дуайон начинал свой проект как документальный, но затем понял, что хочет работать с актерами, и написал сценарий игрового фильма. Когда был найден исполнитель главной роли Венсан Линдон, нашлось и финансирование. Так получился еще один рассказ из жизни художника. Действие фильма происходит в 1880 году, когда Роден, которому уже 40 лет, впервые получает заказ от французского правительства: он работает над «Вратами ада» и статуей Бальзака. Дуайон отчасти остался верен документальному пафосу: съемки проходили в Медоне, в одном из домов, принадлежавших Родену. Да и само решение снимать игровое кино тоже, как ни странно, связано с Роденом. Дуайон хотел видеть в кадре живые тела, наблюдать за их экспрессией, то есть открыл для себя, что в профессии режиссера есть что-то родственное с профессией скульптора. Но если Роден в скульптуре останавливает момент, то в Дуайон в кино занимается настоящей хореографией, движением тел в пространстве, позволяя на съемках актерам работать в кадре столько, сколько длится сцена. Тела в фильме действительно много в прямом и переносном смысле: для статуи Бальзака позирует обнаженная беременная натурщица, Роден обнимает то крепкий стан верной подруги Розы, то пылкую коллегу Камиллу Клодель, то трех юных учениц сразу. Справедливости ради отметим, что режиссера больше интересует творческий метод Родена, и не меньшее впечатление производит сцена, где Роден гладит дерево, которое является источником вдохновения для его скульптур, словно вырастающих из земли, подобно дереву,
Интересно, что свет и колорит фильма соотносится не с современным Родену авангардным импрессионизмом, как можно было бы ожидать, а скорее с живописью Курбе, чья картина «Ателье художника» почти цитируется в некоторых сценах. Для сравнения: несколько лет назад восторг каннской публики вызвал фильм «Уильям Тернер» Майка Ли, где оператор Дик Поуп воспроизводил в светописи на экране живописную манеру художника. В цветовой гамме «Родена» преобладают приглушенные тона земли и кожи. Поскольку большая часть сцен сняты в интерьере, режиссер с оператором Кристофом Бокарном выбрали направленный свет, подобно фламандским караваджистам. В то же время композиция кадра напоминает о фотографии второй половины XIX века или даже раннем кино. Безусловной удачей фильма можно считать Венсана Линдона, создавшего (хочется сказать — изваявшего) свой образ Родена, по пластике очень напоминающий работы великого скульптора.
Если с изобразительным решением в фильме все сложилось довольно удачно, то диалоги и реплики персонажей напоминают то ли учебник французского языка, то ли тексты Хармса. «Меня тоже критиковали и не принимали. Не теряйте мужества, продолжайте работать, Сезанн!» — говорит Роден. Сезанн падает на колени и целует руку Родена. Подчеркнутое значение жеста и экономное использование текста отчасти сближают фильм с эстетикой немого кино: увлеченный движением тел Дуайон и сам говорит, что с удовольствием бы совсем отказался от звучащей речи. Это мог бы быть удачный концептуальный ход, так как эпоха зарождения кино почти совпадает со временем действия фильма, но современный зритель уже не воспринимает такой темп и ритм. Возможно, поэтому на пресс-показе в Каннах один из журналистов раздраженно крикнул: «Какой старый фильм!» Но в официальную конкурсную программу он все же попал: и потому, что это французский фильм, и потому, что Роден — национальное достояние Франции, и потому, что в программе должны быть разные фильмы.
Другой скульптор появляется в фильме Ноа Баумбаха «Истории семьи Майровиц»: это пожилой отец семейства (или, скорее, семейств, поскольку дети у него от разных браков), которого играет Дастин Хоффман. Фигура креативной личности вводится не столько для обсуждения проблем искусства, сколько для оправдания экстравагантного поведения персонажа. Своих детей он считает неудачниками: один (Адам Сэндлер) не состоялся как художник, другой (Бен Стиллер) слишком состоялся как менеджер. Творческие проблемы здесь еще теснее, чем в «Родене», переплетаются с семейными: одну из своих абстрактных скульптур Майровиц назвал в честь младшего сына «Мэтью», так как в период работы над ней мальчик сидел рядом и играл папиными инструментами. Старший брат страшно завидует, пока старик не вспоминает, что ко времени рождения младшего сына он уже не работал в бронзе, так что скорее всего на полу в мастерской играл именно старший. В конечном итоге все скульптуры Майровица торжественно передаются художественному колледжу и попадают на вечную стоянку в подвал. Но творческая династия продолжается: внучка скульптора (Грейс ван Паттен) пробует силы в кинематографе, снимая до неприличия смешные короткометражные порнофильмы.
Совсем другой пример обращения к классической традиции изобразительного искусства — фильм Аббаса Киаростами «24 кадра», который стал его последней работой. В коротких эпизодах, цветных и черно-белых, режиссер показывает бредущих в тумане коров, поймавшую добычу кошку, поющую птичку и покадрово воспроизведенный фильм на экране компьютера. При пересказе фильм может показаться абсурдным. Но здесь возникает настоящая магия движущегося изображения, игра со временем и пространством, причем вдохновлял режиссера именно опыт живописи: от Брейгеля до Моне. Киаростами говорил, что считает себя не режиссером, а художником, который просто позволяет себе использовать разные виды медиа. «Художник в картине может запечатлеть только один кадр реальности, и ничего до или после этого. Для своего фильма «24 кадра» я использовал собственные фотографии, сделанные ранее. И добавил к каждой по 4 минуты 30 секунд действия, воображая, что могло бы произойти до или после того, как этот снимок был сделан», — прокомментировал он свой фильм. Таким образом, Киаростами действует в направлении как бы противоположном логике кинематографа: это не фиксация движения с его последующим воспроизведением, а приведение в движение уже готового неподвижного изображения. В Каннах «24 кадра» были показаны на специальном сеансе, посвященном 70-летию фестиваля. По значимости и статусу в фестивальной программе это событие вполне можно сравнить с показом в 2015 году фильма «Люмьер!», составленного из отреставрированных фильмов братьев Люмьер с комментариями Тьерри Фремо и Бертрана Тавернье и посвященного 120-летию рождения кинематографа.
