Ирина Корина: «Я чувствую себя балконом»

В этом месяце новую работу Ирины Кориной можно будет увидеть в венецианском Арсенале в рамках 57-й Биеннале современного искусства. Корину называют мастером тотальной инсталляции, но это словосочетание не отражает всего богатства впечатлений, которые получает зритель при взаимодействии с ее работами. Волшебные образы из русских сказок смешиваются с реальностью постсоветского города, где навязчивая реклама соседствует с обреченными на снос памятниками архитектуры. В ее мире строительные рабочие в ярких робах становятся кариатидами, а яхты и лимузины превращаются в ритуальные хоругви. Для программы Garage Atrium Commissions в музее «Гараж» Ирина Корина создала инсталляцию «Хвост виляет кометой» — трехэтажную башню, наполненную цитатами из ее творчества. Здесь можно увидеть пирамиду из бутылок «незамерзайки», высокий шатер из палаточной ткани, которой покрывают павильоны на рынках, а также сухие елки, советскую люстру под хрусталь, купол с голубым фоном и золотыми звездами, оранжевые робы рабочих и строительную сетку, которая окутывает все сооружение.

Работа «Хвост виляет кометой» в рамках Garage Atrium Commissions — первое, что встречает посетителей Триеннале российского современного искусства в музее «Гараж». В основном проекте Венецианской биеннале будет что-то похожее?

Работа для биеннале называется «Благие намерения». Это будет такая пристроечка внутри венецианского Арсенала. Она включает в себя частично московскую городскую иллюминацию, всякие электрические украшения города, а также цветочные украшения, которые превращаются в ней в похоронные венки. Но говорить об этом сейчас мне немного сложно. Не потому, что я не готова. Просто проект пока не закончен, еще непонятно до конца, и все может поменяться.

Московская городская иллюминация — богатый материал для рефлексии, особенно украшения на бульварах.
Они меня ужасают. Во-первых, на это потрачены адские миллионы, притом что куча людей вокруг находится в бедственном положении. Расширение тротуарной зоны и другие архитектурные вещи — более тонкие моменты, а вот именно декорация — это невыносимо. Во-вторых, это просто убогие монстры, которые закрывают архитектуру. Я этим недовольна. Работа на Венецианской биеннале, безусловно, связана с моими переживаниями, потому что я в этом вижу не только оптическую безграмотность, или тоскливую безвкусицу, или инфантильное отношение к пропорциям — я вижу идеологию нового культа смерти.

Как украшение бульваров связано с культом смерти?

В России вновь культивируется возвышенное отношение к защите границ. Для меня это нонсенс. Понятно, что общество состоит из условностей, структура его — это структура условностей. Защита границ — это вроде бы общественный договор, который закреплен в культуре веками. Но сегодня это не более чем абсурдный культ. Вы договорились о границах — почему именно этих, а не тех, которые были пять лет назад или которые будут через десять лет? Это абсолютная условность, ради которой люди должны жертвовать жизнями. Украшение бульваров — это заигрывание с публикой и намек на то, что у нас все весело и прекрасно. Это погремушки инфантильного эстетического уровня.

«Хвост виляет кометой» — мощное высказывание, которое похоже на квинтэссенцию творчества Ирины Кориной.

Для меня это, скорее, словарь терминов. Не то чтобы я хотела собрать ретроспективу. Речь идет именно о наборе символов, которые для меня имеют значение и каждый раз собираются по-новому. Эта конструкция встроена в пространство «Гаража» естественным образом, так, чтобы можно было даже задуматься: а не была ли она тут всегда? Например, ее перила цветом и формой повторяют те перила, которые идут вдоль реальной лестницы «Гаража». Работа возникла как реакция на это помещение. Когда меня позвал директор «Гаража» Антон Белов, у них с главным куратором Кейт Фаул не было вообще никаких требований ко мне. Я себя чувствовала в раю, потому что могла придумывать постепенно, и все, что придумывала, оно и сделалось. Это окрыляющее чувство, признаться, когда тебя поддерживают, что бы ты ни изобрел, ни придумал и ни решил делать. Я помню это здание до реконструкции. Это была классическая руина, которые все так любят с детства: чтобы полазить, изучить, где там что — дыры, провалы. Оно было построено как ресторан при одной системе общества, а потом эта система полностью поменялась. Как известно, здания функциональны, они строятся с определенной целью. И это такой любопытный момент, как советские дворцы переоборудовали под несчастные офисы (или счастливые, не знаю): там появились уровни, клетушки, комнатки внутри совершенно не для этого предназначенных пространств. Я поняла, что слоизм «Гаража» меня вдохновляет.

Можно сказать, что инсталляция «Хвост виляет кометой» — это вольное изложение внутреннего пространства «Гаража»?

В каком-то смысле можно и так сказать, в ней использованы поверхности самого здания, кое-где в виде принта на строительной сетке, которую я в несколько слоев здесь использую. Наш город сейчас почти везде закрыт баннерами, это очень нервозная ситуация для меня, потому что я не понимаю, что скрывается за этими баннерами. Моя работа посвящена в том числе навигации в современном городе.

Когда ты в лесу, ты идешь куда хочешь, ориентируешься на солнце и так далее, а когда ты находишься в городе, ты, естественно, следуешь замыслу манипулятора-архитектора, который тебе говорит: вот здесь главный вход, здесь гардероб, а туда тебе уже нельзя. Ты как горожанин должен подчиняться всем этим придуманным условным системам. И собственно, в моей работе есть тупик.

Я хотела, чтобы зритель какое-то время искал вход в инсталляцию, хотя на самом деле входа на первый этаж не существует. Чтобы туда попасть и увидеть, что внутри, надо по ней побродить. Здесь мне хотелось поиграть со всеми слоями, которые образуются в баннерной Москве, и можно найти много формально важных для меня вещей. Мне нравится, что внутренняя часть абсолютно нелогично связана с внешней.

Мы делали все конструктивные вещи вместе с архитектором Ильей Вознесенским из «Обледенения архитекторов». Он все это конструировал, потому что я не в состоянии сама соорудить такую большую инсталляцию. Идея моя состояла в том, что мы не можем по форме этих огромных монументальных зданий догадаться, что у них внутри. Поэтому здесь мне хотелось зрителя отправить в путешествие, когда он теряет ориентацию полностью. Пространство, в котором вы находитесь, построено со смещенными углами и лестницами, и они вас запутывают. Например, вечером сквозь стекло фасада видно, как светится Бумажная часть (фрагмент инсталляции, посвященный «бумажной архитектуре» и выполненный с использованием настоящей бумаги. — TANR), и возникает атмосфера, которой я хотела добиться. А также есть еще запахи пространства.

Да, их угадывание — увлекательная игра, но зачем они нужны?

Эти запахи в баночках обозначают границы перехода из одного пространства в другое. Мне хотелось, чтобы это был такой ментальный обряд принюхивания. Я стала думать, как мы оказываемся в каких-то пространствах, ведь мы можем, лежа на кровати, болея, путешествовать по любым своим воспоминаниям, и запах молниеносно тебя куда-то относит. Всего мы синтезировали несколько запахов из моего детства: железнодорожных шпал, валокордина, зеленых яблок, горелой резины, потом травы, детской микстуры, печенья. С печеньем была сложность, потому что на самом деле я хотела запах горячего хлеба. Мастер его делал-делал, но все время выходил какой-то кислый запах дрожжей. «Гараж» помог мне найти замечательного мастера-парфюмера. Он начинал как сомелье и занимается вином. По его словам, вкус вина на 90% определяет запах.

Как художнику работается в Москве? Стало интереснее за последние десять лет?

Если представить себе общество в виде здания, то я вижу себя в нем в роли балкона. Вы выходите покурить на балкон, чтобы увидеть, что происходит снаружи, а также посмотреть на свое здание немного со стороны. Наверное, еще лучше быть вообще птицей или пролетающим самолетом, как поэт. Но я чувствую себя привязанной. Я не самолет, который вокруг летает, я себя чувствую балконом.

Никогда не хотелось стать архитектором?

Теоретически хотелось бы. Но отличие художника от архитектора состоит в том, что архитекторы и дизайнеры создают новое прекрасное, а я — не совсем. Последние несколько проектов, которые были большими и нуждались в архитекторе, я делала с Ильей Вознесенским. Он мне все время говорил: «Ира, тут так можно было бы все красиво и удобно сделать, а ты опять все испортила». Я считаю, что на выставку ты приходишь не для того, чтобы тебе было удобно — этого ты ждешь от своего дома, — а для того, чтобы погрузиться в какое-то состояние. Иногда думаю: «Когда же я наконец начну делать что-то действительно прекрасное?» Видимо, это возможно, только если ты по складу ума архитектор или дизайнер, а не художник. Я же, конечно, погружаю зрителей в не самую комфортную среду.

Важно ли в таком случае, как работы считываются зрителями?

Теоретически мне не очень важно. И все же я недавно поняла, что по аналогии с Неизвестным Солдатом есть Неизвестный Зритель, и я работаю для него. Когда я хожу в музей, то наслаждаюсь там работами людей, с которыми я, естественно, не знакома. Этот диалог интересен тем, что происходит без личного контакта, это совершенно не обязательно. Родство и понимание можно найти совсем не с теми, кто тебе близок по другим причинам. Я, конечно, люблю поговорить со зрителями-друзьями, но у друзей или родственников нет сил на длинные разговоры, потому что они заняты другими заботами. Обсуждение очень желанно, но часто его не хватает.