Книга, собранная ближайшей подругой художника, мастера перформанса Владислава Мамышева-Монро (1969–2013) Елизаветой Березовской, включает достаточное количество мемуарных свидетельств.
Здесь, помимо прочего, можно найти пространный и пронзительный текст Нины Мамышевой (мамы художника), тонкое эссе видного искусствоведа Екатерины Андреевой (его соратницы по петербургским делам), эссе Александра Боровского, Ольги Свибловой и массу других драгоценных материалов. Есть в книге и бестолковые фрагменты вроде небольшого мемуара Андрея Бартенева, которому показалось, что Мамышев-Монро также проходит по ведомству шутки.
Между тем это не так. Безусловно, Монро любил приколы, эпатаж, носил красивые и дорогие вещи, а также всячески стремился попасть в светское общество, представители которого нередко покупали его работы (по крайней мере об этом постоянно говорится в различных посмертных публикациях).
Но Монро, в отличие от Бартенева, не был только шоуменом на празднике жизни. Его разнообразные работы, совмещавшие кустарность и виртуозность, объединяет стремление показать, что человеческое существо отчаянно пусто и нуждается в заполнении.
Вот почему (природа, как известно, не терпит пустоты) ему так необходимы маски и декорации: трехслойный грим, официальный костюм, царская шуба и другие симулятивные аксессуары.
Вот почему ему так важно найти, придумать себе двойника, например, в лице легендарной актрисы, жизнь которой до сих пор не разгадана: сколько же боли было за всеми ее романами и luxury style…
Чего мы ждем от мемуарно-мемориальной книги об одном из ключевых персонажей своего времени?
Во-первых, точности в изображении противоречивого характера героя. Монро любил и умел остаться в памяти любого, даже случайно встреченного человека навсегда: к нему, что называется, нельзя было оставаться равнодушным.
Во-вторых, конечно же, от такого сборника ждешь погруженности во времена, когда главный герой и его друзья были молоды и прожигали жизнь по полной программе.
Об этом в книге довольно много, но не настолько, чтобы загородить настоящее, в котором, в отличие от главного персонажа мемуаров, живут и здравствуют все его вспоминающие и о нем говорящие.
