Идея отпраздновать двойной юбилей Cальватора Розы (1615–1673) и Гаспара Дюге (1615–1675) совместной выставкой их произведений принадлежит фонду IN ARTIBUS. В выставочных залах фонда можно будет увидеть около 50 работ художников из крупнейших музейных и частных собраний России. Живопись и графика из Эрмитажа и ГМИИ им. Пушкина, редчайшее издание запрещенных папской цензурой сатир Розы из Музея книги Российской государственной библиотеки, а также впервые доступные для обозрения полотна и рисунки из частных коллекций (например, из собрания учредителя фонда IN ARTIBUS Инны Баженовой) станут еще одним поводом для размышления о роли «гения места» Вечного города в интернациональном европейском пейзаже XVII века.
Ровесники, соседи по римскому кварталу художников вокруг церкви Тринита деи Монти и конкуренты при жизни, Роза и Дюге на первый взгляд мало похожи. Первый — бунтарь и повеса, выросший в маленьком городке в тени Везувия; жизнь его овеяна легендами, а романтический ореол столь грандиозен, что определил рождение романтизма задолго до появления самого стиля. Второй — сын французского повара, родственник и ученик великого Пуссена, продолжатель традиции идеального классического пейзажа, художник, чья репутация всегда была достаточно надежной, хотя никогда его живопись не вызывала того массового восхищения, какое выпало в XIX веке на долю Розы. Современники и потомки нередко сравнивали их, то находя сходство в желании отрешиться от постылой современности, растворяясь в утраченном идеале античной идиллии, и в удивительной, присущей обоим скорости письма (и Роза и Дюге могли в один день начать и закончить большой многофигурный пейзаж); то, напротив, противопоставляли, видя в Розе наследника пафоса грандиозности барокко и барочной же «причудливости», создателя «пейзажа бури» и диких, «неприрученных» видов: утесов, покрытых бегущими облаками, поломанных стволов и крон. В Дюге же, наоборот, ценили гармонию пейзажей римской Кампаньи и умение сплавить воедино итальянское чувство формы с северным чувством природы. Неизменно общим у художников оставался лишь интерес к великому наследию античной культуры, ее философии и поэзии, ставшим для Розы и Дюге образом рая, воспоминаниями о котором всегда окрашена их любовь к прекрасным ландшафтам древнего Лация.
Мир классической древности — постоянная тема Дюге и Розы. Окрестности Рима — воспетый Вергилием гористый Тибур, развалины античных вилл Тускула, на территории которых, если верить Марциалу, «природа собрала все самое прекрасное, что только можно найти в других местах», служили для художников источником вдохновения и грез об Аркадии, где люди существуют в мире и согласии с природой. Эти образы прошлого не проникнуты меланхолической ностальгией созерцателей руин XVIII столетия, но живут здесь и сейчас, позволяя буколическим пастухам и удильщикам Дюге расположиться на фоне видов окрестных городов, а философам Розы блуждать в диких сельвах вдоль Кассиевой дороги.
В представленных в отдельном зале офортах Розы герои древности и вовсе выходят из своих пейзажей на первый план: Ясон усыпляет дракона, Главк добивается благосклонности нимфы Сциллы, спящему Энею является тень Гектора с предвестием о грядущем основании Рима, а Диоген просит Александра Македонского не заслонять ему солнце. Воображение соединяется здесь с натурными наблюдениями. Экзальтированная чувственность Розы становится такой же частью художественного ландшафта Рима, как классицистическая строгость Пуссена, и так же выходит за пределы персональной манеры, преображаясь надиндивидуальной силой времени. «Бури» и «грозы» проникают в полотна Дюге. Рождается новый пейзажный жанр, который британцы окрестили словечком sublime — величественный, возвышенный в противовес beautiful — прекрасному у Клода Лоррена. Где-то между ними и лежит все разнообразие сюжетов выставки, охватывающих диапазон от идиллии до стихии.
