Последнее слово Ани Желудь

Пустотность, которая всегда была объектом изучения Ани Желудь, участницы основной выставки 53-й Венецианской биеннале и лауреата премии «Инновация», в последнем проекте доведена до абсолюта. Перед зрителем уже не контуры вещей и предметов, словно отлитые в металле, а разорванные пучки прутьев, брошенные на произвол судьбы среди белой зияющей пустоты. У них нет формы, но есть содержание. Кричащие одиночеством, оголенным напряжением. Аня пребывала в нем последние 15 лет — с тех пор, как ушел из жизни ее супруг, один из основателей галереи «Экспо-88» Виталий Скворцов.

Жила она в квартире недалеко от дома, который муж подарил Ане в 2006-м, что в маленькой деревне Аринино под Гжелью. Территорию в 30 га она превратила в арт-пространство, где была галерея (точнее, негалерея, как уточняла Аня) «Обочина», мастерская и резиденция для гостей. Редко выбиралась в Москву. Как сообщает PA Gallery, «в апреле художница Аня Желудь оказалась в больнице в тяжелом состоянии и перестала выходить с кем-либо на связь». Ментальными расстройствами она страдала давно, но Виталий помогал ей держать баланс, после его смерти же Аня Желудь регулярно попадала в клиники и все больше теряла связь с реальностью.

Творческий путь выпускницы Санкт-Петербургского художественного училища им. Н.К.Рериха и Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии им. А.Л.Штиглица в Москве начался в 2001 году, когда Аня, Анна Желудковская по паспорту, пришла в галерею «Экспо-88», что тогда находилась в доме №1 на улице Забелина, показала свои рисунки. Ее встретила партнер Скворцова Елена Яковлева — она первая поверила в молодую художницу из Петербурга. Через несколько лет Аня Желудь стала явлением московской арт-сцены. Виталий, который поначалу с сомнением отнесся к юному дарованию, потом сделал очень много для ее карьеры и морального равновесия. В 2005–2006 годах Аня нашла тот узнаваемый почерк опустошенных вещей. Первые объекты из арматуры, лишенные материальности, показали на выставке «Музей меня» в галерее «Арт-стрелка» в 2007 году. «Раньше я рисовала правильные картины, то есть картины, соответствующие реалистичной картине мира, потом не совсем правильные, теперь очень неправильные. Еще не так давно я занималась созданием „неправильного мира“ в мире реальном, то есть переводом плоскостных, живописных изображений в реальные объемы. Теперь эти объемы приобретают форму того, что в художественной терминологии называют неприличным словом „инсталляция“», — писала Аня тогда.

В том же 2007 году художница была номинирована на премию «Инновация», на следующий год — на Премию Кандинского, а в 2009-м стала участницей основной выставки Венецианской биеннале с проектом «Коммуникации», который показывали в Арсенале. По эстетике он близок выставке «Абзац», которая стала для Ани последней. Из белой стены там тоже торчали оборванные пучки проводов. Только они тянулись к свету — лайт-боксам, на которых «рисовали» загадочные абстракции, что еще отчетливее высвечивали, как она писала, «связи человека с человеком», «узлы соединений», «точки соприкосновений», «начало и продолжение бесконечности», «видимое и невидимое, специальное и случайное», «настоящее и кажущееся», «действительное и придуманное». Коммуникации появлялись при входе в пространство, уходили в стены, пол и потолок, пронизали весь Арсенал, становились невидимыми, а на выходе появились вновь. На выставке «Абзац» провода уже, кажется, совсем потеряли взаимосвязи.

2008–2009 годы стали пиком творческой карьеры Ани Желудь, на тот момент ей было всего 28. Состоялась ее персональная выставка в Русском музее, из которой, по сути, вышел этапный проект для Венецианской биеннале. Тогда же свою петербургскую квартиру она превратила в выставочный зал под названием «Объект на районе», который открылся проектом «Комнатное растение», позже в полной версии показанный в галерее Айдан Салаховой на Винзаводе.

Точно тогда про нее писал заведующий отделом новейших течений Русского музея Александр Боровский: «Аня Желудь очень быстро добилась узнаваемости. Она выступила несколько лет назад, в пик гламуризации отечественного мейнстрима. В этом контексте проволочно-арматурные, со следами сварочной окалины объекты Желудь обретали какой-то чуть ли не полемический характер. Это были не проекции жилого или офисного интерьера, хотя в них присутствовала некая дидактика руководства по сборке и эксплуатации. Эта были проекции правильной жизни, без излишеств, презентаций и стимуляторов „расширения сознания“. Своевременность месседжа Желудь была оценена: черный хлеб ржавой арматуры и школьной геометрии в эпоху излишеств».

Выставка на Винзаводе подтвердила — Желудь не придумывала свои объекты, а жила ими, в них. Многим она запомнилась именно такой — выгуливающей свою собаку среди металлических контуров комнатных растений в бетонных горшках среди торчащих ржавых прутов. По форме то, что делала Желудь, — чистый минимализм, который отсылает к московскому романтическому концептуализму. По факту — знакомая история о «маленьком человеке» в грустных обстоятельствах.

После неожиданной смерти от сердечного приступа Виталия Скворцова Аня продолжала делать ранее запланированные выставки, но больше по инерции.

«После его ухода Аня впервые попала в психиатрическую клинику, где я ее навещала, хотя ментальные проблемы были и раньше, но вместе с Виталием они как-то справлялись с ними. Мы с дочерью были у нее в „Обочине“, общаться было сложно, чувствовалось в ней напряжение», — рассказала нашему изданию галерист Елена Яковлева.

В 2012-м она получила премию «Инновация». Концептуальный аскетизм продолжал в ней жить: на «Последней выставке» в Гридчинхолле она меняла свои произведения — от картин с чайниками и битым кафелем до фрагментов железных конструкций «Коммуникации» — на краску, цемент, железки, дрова. Незадолго до того она так же легко раздавала всем желающим свою живопись и графику в петербургском фонде «Эра» на выставке «Отдам в хорошие руки».

Последние годы Аня Желудь, чьи работы хранятся в Эрмитаже, Третьяковской галерее, Русском музее, Московском музее современного искусства, Музее нонконформистского искусства, жила, почти как ее комнатные растения, в скромной однушке в поселке Электроизолятор, недалеко от «Обочины», и писала: «Не выходить из дома и не открывать шторы, никому не звонить — стало будто принципом существования».