0331c: «Уличные художники, как лакмусовая бумага, указывают на бреши в городском пространстве»

Вы выставлялись во многих музеях и галереях, у вас уже были персональные выставки в Московском музее современного искусства и в Музее Вадима Сидура. Как складывалась ваша карьера, каков был поворотный момент?

Я ушел из школы после девятого класса и поступил в архитектурный колледж. В параллельной группе ребята с архитектурного направления — команда NЁК — начали рисовать граффити, а я в тот момент катался на скейте и снимал видео. Я стал с ними тусоваться и снимать. Для 2002 года они делали по-настоящему авангардные вещи в граффити. Один из участников команды NЁК, Конек, учился в МАРХИ на архитектора и в 2004 году получил выставочный стенд в МВО «Манеж». Тогда я впервые принял участие в групповой выставке и дебютировал в качестве художника. Потом была выставка в Париже, посвященная граффити-баллончикам, собравшая большое количество серьезных художников. Так все и началось.

Сами учились рисовать?

Обычно в школах учат, что нужно делать и как правильно держать руку, но я выбрал другой путь. Я хотел делать только то, что мне самому было интересно, и не нуждался в чужих советах. Если человек что-то хочет в жизни постичь, для этого нужно просто открыть глаза и начать действовать. Когда я начинал высекать скульптуру из гранита, у меня не было рядом никого, кто бы мне подсказал, как правильно бить молотком по скарпелю. Я ничего не понимал. После двух-трех лет упорного желания остаться в вечности, я стал серьезным скульптором. Это не мои слова, а слова моего друга Рональда Рея из Шотландии, который является скульптором уже более 60 лет. Ему сейчас около 80-ти.

То есть стимулом для вас служит желание остаться в вечности?

Нет, стимулом для меня служит желание жить сейчас, а не казаться.

А как ваши работы стали замечать музеи и галереи?

В 2012 году я много общался с художниками Кириллом Кто, Пашей Рыженковым, и мы вместе тусовались в мастерской у Кирилла Кто. Как-то я обратил внимание на железобетонный забор ПО-2, и у меня возникла идея сделать его в виде фарфоровых скульптур. Сейчас это уже мейнстрим, каждая собака на него писала. Я начал расписывать фарфор в технике подглазурной росписи и сделал вручную 133 скульптуры. Кирилл Кто позвонил Елене Селиной в галерею ХL, где у меня и состоялась первая персональная выставка «Забор» в 2013 году.

Вы часто принимаете участие в выставках?

Я редко принимаю участие в групповых выставках, но давно сотрудничаю с фондом Ruarts. Вместе мы сделали не одну выставку, а моим соавтором часто бывает мой друг Гриша. А вообще меня больше интересуют граффити и рисование на улице. Это живые люди, а не арт-сообщества.

Какой у вас подход к граффити?

Граффити — это инстинкт. Это первоисточник всего визуального искусства на этой планете, которое выросло из граффити. Я живу этой энергией.

У вас есть любимые художники?

Боном (Bonom), уличный художник из Брюсселя.

Вы все время пробуете новые материалы: то делаете работы из фарфора, то используете огнетушитель. Как находите материал?

Я постоянно работаю с огнетушителем. Это техника, которую я, можно сказать, открыл, начав его использовать для рисования. Я также высекаю скульптуры из гранита, сейчас делаю работы из горного хрусталя, аметиста, цитрина, но не потому, что я интересуюсь минералами, — наоборот, они сами меня находят. С фарфором было немножко иначе, но со всеми другими материалами получалось исключительно так, что они меня выбирали, а не я их.

Как это происходит?

Пару лет назад меня вообще не интересовал кварц, или горный хрусталь. Ничего, кроме гранита. Однажды мы с другом решили прогуляться по одному историческому московскому острову. И он говорит: «Я знаю, что тут валяется кварц». Но тогда меня это мало заинтересовало. Через два месяца я снова там оказался и начал осматриваться. Нашел кусок топаза с треть кулака и раухтопаз, дымчатый кварц, и обалдел от их красоты. Вот так это происходит.

Все знают агента 007. Почему вы 0331c?

Мой псевдоним сложился еще в детстве. Папа любил хеви-метал и Оззи Осборна, и мы с ним часто ходили на рок-концерты. Мы всегда носили футболки OZZY, поэтому нас так и прозвали — Оззики, отец и сын. Позже, когда я решил рисовать на улицах и задумался о псевдониме, то вспомнил про Оззика. Сейчас меня так называют только близкие друзья. Если внимательно посмотреть, то в цифрах 0331c можно прочитать «оззик». Это своего рода сарказм, насмешка над человеческим именем. У всех людей есть номер — в паспорте или на могиле; в тюрьме человека называют по номеру, а не по имени. Я взял себе свой номер.

Как выбираете места для граффити?

Уличные художники, как лакмусовая бумага, указывают на бреши в городском пространстве. В основном рисунки появляются на заброшенных зданиях или на выделяющихся объектах уличного пространства. Вообще, стена, на которой будет нарисована та или иная работа, выбирается по принципу личного предпочтения. В нашей стране коммунальные службы хорошо относятся к граффити, в отличие от США, Скандинавии и Великобритании, где художники получают реальные сроки и по несколько лет сидят в тюрьмах за рисунки на стенах.

Где в Москве больше всего хотелось бы сделать граффити?

На Кремлевской стене, безусловно.

С одной стороны, вы художник-бунтарь, который идет против мейнстрима, а с другой — охотно сотрудничаете с фирмой Nike или экспериментируете с сумкой Dior. Противоречивый образ получается.

Я вам сегодня скажу одно, завтра другое. Я человек, я живу и не хочу казаться. Если вы не делаете ошибок в жизни, то вы не живете. Следующий вопрос.

Почему вы решили сотрудничать с Dior?

Мне нравится их утонченный и высокий стиль.

Как вам пришла идея покрыть сумку Dior сажей? Вы ведь уже давно работаете с этим материалом.

Эта сумка называется Lady Dior, и она посвящена принцессе Диане. Я сконцентрировался на слове «леди» и подумал об утонченности. Максимально утонченная техника, в которой я работаю, — это сажа. У нас с Гришей при поддержке фонда Ruarts уже была совместная выставка «Сажа» в Московском музее современного искусства в 2017 году. Я вообще постоянно использую эту технику, когда рисую на улице. Вот так я и решил закоптить сумку. К ней нельзя прикасаться, потому что она очень хрупкая, как леди, но в целом сумки меня совсем не вдохновляют.

Почему?

Задумываясь об образах, сложно что-то углядеть в сумке, ведь это всего лишь вещь, которую можно взять и выкинуть. Я не люблю думать о вещах более, чем они того заслуживают, но я уважаю и ценю человеческий труд. Когда в вещь вложен человеческий труд, это всегда чувствуется. Согласно моей шкале функциональности существуют вещи, ювелирные украшения и произведения искусства. Произведением искусства нельзя пользоваться в бытовом смысле, оно предназначено для другого.

Как шла работа над сумкой?

Сначала я ее покрыл побелкой, сверху закоптил сажей, затем процарапал детали тоненькой иголкой. Выглядит просто, но добиться, чтобы все было однородным и естественным, сложно.

Вы делаете искусство прежде всего для себя?

Безусловно. У меня дома стоят скульптуры из гранита, лампадки из горного хрусталя, которые я зажигаю, у меня пуговицы на рубашке из горного хрусталя — я получаю от этого максимальное эстетическое и духовное удовольствие. Также у меня много поклонников и друзей, которые за мной следят и ценят мое искусство, — для них я готов сделать многое. Мои работы не всегда можно купить, но я могу их подарить, если вы будете мне улыбаться.

А покупают вас хорошо?

У нас в России покупают хорошо только игрушки. Елочные игрушки или лего, цветные кубики, а искусство у нас пока отстает. Вообще, искусство — это более сложная материя, не для основного контингента людей.

Скоро открывается ваша выставка «Неокристаллизм». Что на ней будет?

Совместно с Гришей я работаю над этой выставкой уже второй год, и там будет представлено более 40 работ из полудрагоценных камней: горного хрусталя, топаза, аметиста и цитрина. Это будет выставка предметов быта и искусства, сделанных исключительно из прозрачных пород камня.

Какие у вас дальнейшие планы?

У меня нет планов, я их не строю. Я думаю уехать в Крым и сделать там коллаборацию с новой стихией — водой, так как с огнем уже попробовал.