Вы когда-то рисовали сами, а сейчас только генерируете идеи, которые исполняют нанятые художники. Когда и как началось ваше увлечение искусством?
Дело в том, что я учился в реставрационном лицее и там рисунок был одной из дисциплин.
Почему перестали рисовать сами?
Видимо, это произошло в тот момент, когда в «Ленинграде» фронтменом стала девушка. Тогда я понял, что могу петь не своим голосом.
Занятие искусством — это большая часть вашей работы в сравнении с музыкальной деятельностью?
На момент открытия выставки в Петербурге («Ретроспектива брендреализма» проходила в музее «Эрарта» с 9 февраля по 9 апреля. — TANR) я занимался этим довольно плотно.
Зачем вам вообще реализация в этой сфере и самовыражение именно в этих формах?
Сейчас объясню. Художественная выставка объясняет песенное творчество, песенное искусство объясняется видеоклипами, и все это начинает друг на друга влиять. Моя задача — показать взаимосвязь всего этого, показать, что все находится в рамках большой концепции бренд-реализма. Это высказывание находится, конечно же, в медиапространстве. Выставка в данном случае необходима, тем не менее она — рудимент, отмирающая история. Разговоры о выставке, ее медиаотражение для меня важнее.
Как строится ваша работа с заведующим отделом современного искусства Государственного Эрмитажа Дмитрием Озерковым, который выступил консультантом выставки?
Процесс происходит следующим образом. Сначала мы собираемся с моими соратниками брендреалистами, коих трое. Проводим «мозговой штурм», что-то пытаемся выдумать, в итоге все это реализуется на компьютере, далее развешивается по стенкам, а потом мы зовем Озеркова. Что-то принимаем, что-то не принимаем, решаем, что еще нужно доделать, и так двигаемся.
В описании выставки говорится, что брендреализм — это направление в искусстве. Вы считаете, что сформулировали нечто новое?
О брендах говорили, это бесспорно. Но совершенно точно никто не совмещал песни, клипы, художественные объекты, перформансы, получение премий — такого размаха, конечно, не было.
Получение премий тоже художественный акт?
Конечно.
Что будет после брендреализма? Куда мы движемся?
Мы движемся, конечно же, к виртуальщине, к всеобъемлющему брендреализму, который, как постмодерн, войдет в кровь, и все его перестанут замечать.
В своей работе вы всегда ориентируетесь на какую-то определенную аудиторию?
Для меня важно исследовать. Изучать пределы возможного прохождения и смешения всего со всем. Я не могу сказать, что отклик не имеет никакого значения, он необходим, но так называемую целевую аудиторию, специального зрителя я не вижу.
В Петербурге вы защищали выставку Яна Фабра от активистов, пытавшихся ее закрыть. Как, на ваш взгляд, музей и художник могут себя защитить в подобных случаях?
Это не дело художника совершено точно. Это, скорее, задача просветительства. Нужно что-то делать с образованием — показывать другие точки зрения, возможность существования иного. Нужно рассказывать историю искусства, чем не занимаются в школе, ее нет у нас в школьной программе. На мой взгляд, это огромное упущение. Люди выбрасываются в 16 лет в мир, совершенно не понимая, что была готика, было барокко. Люди не понимают, что эпоха романтизма, в которой существует большинство русскоговорящего населения, кончилась очень давно.
Есть ли у вас кумиры среди современных российских художников?
Скажем так, мне не нравится это сообщество, потому что оно замкнуто само на себе. Современные российские художники живут в своей страте, они не направлены вовне. Любые их действия, даже шумные акции и провокационные вещи, замыкаются на тусовке из 200 человек — и до свиданья! Людей, которые вокруг, нужно хоть как-то иметь в виду.
А среди иностранных художников есть те, на кого вы ориентируетесь?
Конечно. Тот же самый Бэнкси — он обращен ко всем. То, что он делает, и шумно, и резко, и для всех. Это круто.
Над чем вы сейчас работаете?
Думаю, с брендреализмом в живописи нужно будет заканчивать и попытаться сделать большое высказывание в видео. Не далее как вчера мы встречались с крупными московскими продюсерами по поводу кинофильма. Там брендреализм будет присутствовать как метод.
Это будет художественное кино или видеоарт?
Конечно, это будет художественное кино. Видеоарт? Боже упаси! Ни за что! Видеоарт — это для себя, ну для 100 человек. Мне неинтересно делать что-то для 100 человек, мне интересно делать iPhone. То, что не массмаркет, меня не интересует.
То есть ничего элитарного в вашем искусстве нет?
Дело в том, что нет ничего элитарнее, чем попсовое. Попробуй сделать что-то попсовое. Это очень сложно.